Час волка
Шрифт:
Мартин согласился, что получат.
– А когда они пошлют свое пушечное мясо, то сами будут сидеть в Лондоне за полированными столами и пить английский чай и есть эти... как у них называются эти бисквиты?
– Рогалики, - сказал Мартин.
– Пить чай и есть рогалики, - продолжал распаляться Гитлер.
– Но мы дадим им попробовать на зубок нечто особенное, так ведь, Мартин?
– Да, мой фюрер, - сказал Мартин.
Гитлер фыркнул и перешел к другой карте. Эта карта имела более конкретное значение: она показывала путь славянского вала, угрожавшего перехлестнуть берег России и хлынуть в занятую
– Мне нужны прямо вот здесь две бронедивизии, - Гитлер коснулся одного из узких мест, где в это время, в сотнях миль от Берлина, немецкие солдаты сражались насмерть против жестоких атак русских.
– Я хочу, чтобы в течение суток они были уже там.
– Да, мой фюрер.
Тридцать тысяч человек и почти триста танков, подумал Мартин. Откуда их взять? Генералы с запада разбушуются, если потребовать оторвать что-то от их армий, а те, что на востоке, слишком заняты всякими идиотскими распоряжениями. Однако люди и танки все-таки найдутся. Такова воля фюрера. И точка.
– Я устал, - сказал Гитлер.
– Думаю, что смогу заснуть. Запри, ладно?
Он поплелся из кабинета по длинному коридору, маленький человечек в простом халате.
Мартин тоже устал, у них был долгий день. У всех. Прежде чем выключить настольную лампу, он обошел кабинет и взял рисунок с сельским домиком и смутным пятном в тени. Он долго и напряженно вглядывался в это темное пятно. Может быть... точно, могло быть... что это волк, выползающий из-за угла сельского домика. Да, теперь Мартин видел его. Он был именно в том месте, куда показал фюрер. Предзнаменование. Мартин вернул рисунок на мольберт. Гитлер, вероятно, больше не коснется его, и кто знает, какова будет судьба этого рисунка?
Волк там был. Чем дольше он смотрел, тем очевиднее становилось ему это.
Фюрер всегда первым видел эти предзнаменования, и это, конечно, было частью его чуда.
Мартин Борман выключил лампу, закрыл кабинет и пошел по длинному коридору к себе. В спальне крепко спала его жена Герда, над ее головой висел рисунок Гитлера.
7
– Майор Галатин?
– произнес темноволосый второй пилот сквозь приглушенный рев винтов, - до места выброса семь минут.
Майкл кивнул и встал, мрачно улыбаясь. Он зацепил замок-карабин с фалом за металлический прут, шедший вдоль корпуса аэроплана, и прошел к закрытой двери. Над головой тускло светилась красным сигнальная лампочка, окрашивавшая стены в розовый цвет.
Было двадцать шестое марта, по его наручным часам - два часа двенадцать минут. Он приказал себе не обращать внимания на качку и броски С-47 и стал проверять укладку парашютных лямок, убеждаясь в том, что они одинаково стягивают его ноги в чреслах. Не слишком-то приятно целую тысячу футов лететь вниз, ощущая, как давит на интимное место.
Он проверил натяжение грудных лямок, а потом верхнее крепление самого парашютного ранца, чтобы быть уверенным в том, что ничто не спутает стропы, когда раскроется купол. Парашют должен быть черным, поскольку была неполная луна.
– Три минуты, майор, - сказал вежливый второй пилот, юнец из Нью-Джерси.
– Спасибо.
Майкл почувствовал, как самолет слегка заскользил правой плоскостью: пилот выравнивал
К его поясу была прикреплена короткая лопатка со складной рукоятью, нож с зазубренным лезвием, автомат 45-го калибра, рожок с пулями. А также небольшая коробка, застегнутая в куртке, с двумя плитками шоколада и кусочками вяленой солонины. Он подумал, что от тепла его тела плитки шоколада уже расплавились.
– Одна минута.
Красный огонек погас. Юный пилот из Нью-Джерси потянул за рукоятку, и дверные створки С-47 плавно раскрылись, засвистев на ветру. Майкл тут же встал в положение полной готовности: кончики носков ботинок на краю, руки на дверной раме. Под ним простиралась черная ширь, которая равно могла быть и необитаемым лесом, и бездонным океаном.
– Тридцать секунд!
– прокричал сквозь ветер и шум винтов второй пилот.
Далеко внизу что-то блеснуло. Дыхание у Майкла перехватило. Еще раз блеснуло: луч света, исходящий с земли, шарил по небу.
– О, Господи!
– воскликнул первый пилот.
Прожектор под углом устремился вверх. Они услышали шум моторов, понял Майкл. Сейчас они начали охотиться. Свет сделал оборот, и его луч резанул тьму в сотне футов ниже ботинок Майкла. Он стоял ровно, но внутри затряслись поджилки. Слева от луча прожектора взорвалось красным, вслед за этим послышался громовой удар, и в пятистах-шестистах футах над С-47 сверкнуло белое. Самолет тряхнуло взрывной волной, но он удержался на курсе. Второй зенитный снаряд разорвался выше и правее, но луч прожектора заходил на второй оборот. Пилот из Нью-Джерси, бледнея лицом, вцепился в плечо Майкла.
– Майор, нас заметили!
– заорал он.
– Будете отказываться от прыжка?
Самолет набирал скорость, намереваясь поскорее покинуть место выброса. Майкл понял, что времени для размышлений нет.
– Я пошел, - ответил он и, обливаясь потом, прыгнул в проем.
Он выпал в темноту, казалось, сердце расширилось до предела, а кишки подперли желудок. Он стиснул зубы, скрестил руки, стиснув себя за локти. Он услышал высокий гул уходившего самолета, потом рвануло так, что заныли кости, потому что дернул фал и из ранца вышел купол с мягким, почти нежным хлопком.
Когда купол распустился, тошнотворное падение Майкла затормозилось. Он почувствовал, будто его внутренние органы, мышцы и кости резко скрутило, колени задрались так высоко, что чуть не ударили в подбородок. Потом он распрямил ноги и уцепился за купольные стропы, сердце бешено колотилось. Он услышал еще один выстрел зенитного орудия, но взрыв был высоко справа, и ему не угрожала опасность быть задетым осколком. Прожектор метнулся к нему, остановился и опять стал кружить в другой стороне, охотясь за нарушителем. Майкл всмотрелся в темноту под собой, ища тот знак, который ему сказали ожидать. Он должен быть с востока, вспомнилось ему. Полумесяц был слева за плечом. Он медленно стал поворачиваться под шелком парашютного купола и осматривать землю.