Части целого
Шрифт:
Анук вышла из гардеробной — она выглядела очень эффектно: на ней было просвечивающее зеленое платье с цветочным рисунком, под ним черное белье. Впечатление было такое, что она купила все на два размера меньше, чтобы продемонстрировать каждый изгиб тела. А изгибы у нее были как у заколок для волос. Боже, какой она была соблазнительной! При должном воображении, встретив ее, не перестаешь мечтать, как бы с ней переспать, ибо это единственный способ выбросить ее из головы. Признаюсь, я с четырнадцати лет и до сих пор тешу себя онанистическими фантазиями на ее счет — с той самой поры, как ей надоело брить голову, носить сапоги на шнурках и представляться скучающей, с головы до пят в пирсинге девчонкой. Ее
— Не завязать ли тебе на время с мужчинами? — предложил я.
— И жить монахиней? Я люблю секс. Переспала с уймой мужиков и намереваюсь продолжать в том же духе. Тот, кто рассуждает о чувственности человеческих существ, но исключает из их числа женщин, должен как-нибудь остаться у меня на ночь, тогда он поймет, что к чему.
— Я не говорю, что ты обязана жить монахиней, заведи себе любовника, как это принято во Франции.
— Неплохая мысль. Но где найти любовника без каких-либо условий?
— Ну… только с ходу не отказывайся — как насчет меня?
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что ты мне как сын.
— Ничего подобного. Мы больше похожи на двоюродных брата и сестру, которые тайком присматриваются друг к другу.
— Я к тебе не присматриваюсь.
— Так подумай об этом.
— А что с твоей подружкой?
— Думаю, у нас с ней кончено. Понимаешь, мне требуется поддержка человека, которому я мог бы довериться. И если мы станем любовниками, это произойдет само собой.
— Джаспер, я не хочу.
— На это есть определенная причина?
— Да.
— Ты спала с кем-нибудь в качестве жеста доброй воли?
— Разумеется.
— А из сострадания?
— Чаще, чем в других случаях.
— Я не возражаю против благотворительного траха.
— Давай переменим тему.
— Не знал, что ты такая эгоистичная и несговорчивая. Ты же целый год добровольно работала в Армии спасения.
— Собирать деньги по домам не значит трахаться направо и налево.
Мы зашли в тупик. Нет, это я оказался в тупике.
— Пошли, глупыш, — позвала Анук, и под ее предводительством мы отправились в сиднейское казино.
Его внутреннее убранство выглядело так, словно это был незаконнорожденный ребенок Вегаса в подгузниках и этот ребенок грохнулся с лестницы и разбил себе голову о лопату. За карточными столами и у покер-автоматов сидели с тупым видом доведенные до отчаяния мужчины и женщины. Как мне показалось, они не получали от игры никакого удовольствия. Глядя на них, я вспомнил казино, прославившееся тем, что его клиенты, пока играли, держали детей запертыми в машинах. Оставалось надеяться, что эти унылые, разочарованные люди приспустили стекла, перед тем как сесть за стол, чтобы набивать арендными деньгами карман государства, загребавшего огромные прибыли и отдававшего из них обратно обществу всего полпроцента на консультационные службы для игроков.
— Они здесь, — шепнула Анук.
Она указала на толпу папарацци, бизнесменов и политиков. Семидесятилетний Рейнолд Хоббс в квадратных очках в металлической оправе и с идеально круглой головой Чарли Брауна [42] последовал совету консультантов, что для его общественного имиджа было бы полезно, если бы он попытался
42
Один из героев комиксов «Орешки» художника-юмориста Чарлза Монро Шульца (1922–2000).
Его сын, Оскар, в нескольких метрах от отца испытывал счастье у покер-автомата, держась при этом так прямо, как умеют лишь знаменитости, рискующие в любой момент быть сфотографированными, — не ковырял в носу и не чесал гениталии. Я поспешно сделал себе строгое предупреждение: не смей сравнивать его жизнь со своей! У тебя нет ни малейшего шанса. Я оглянулся вокруг в поисках подходящего объекта для сравнения. Вот то, что надо: старикашка, зубов немного, волос еще меньше, на шее фурункул, нос как раковина моллюска. Он-то и станет моим якорем. Иначе быть беде — мне не выдержать сравнения с Оскаром Хоббсом, за которым закрепилась слава самого удачного ловеласа. Я тайно читал бульварные газеты и наблюдал длинную череду его красивых подружек — завидную череду. Такие были сладкие цыпочки, что можно отъесть собственную руку до локтя. И он их трахал. Я не мог об этом думать. Но он был не из тех, кто слыл завсегдатаем тусовок, — его не видели на открытиях художественных выставок и в списках первых приглашенных на кинопремьеры. Лишь иногда край его подбородка попадал в объектив репортеров светской хроники воскресных газет, но и по подбородку было понятно, что его застали врасплох, как вора, попавшего в банке в зону камеры видеонаблюдения. Но женщины! Посмотрев на их снимки, я бежал к себе в спальню и рвал от зависти подушку. Кстати, не раз раздирал в клочья, а это очень непросто — попробуйте сами.
— И как ты хочешь его зацепить? — спросил я Анук.
— Надо атаковать на два фронта. Кто-то возьмет отца, кто-то сына.
— Ничего не получится.
— Кем хочешь заняться: Рейнолдом или Оскаром?
— Ни тем, ни другим. Но предпочитаю Рейнолда. Тем более что собираюсь его кое о чем спросить.
— Ладно. Но что мне сказать сыну? Как начать разговор?
— Не знаю. Сделай вид, что вы когда-то встречались.
— Он решит, что я таким способом пытаюсь с ним познакомиться.
— Тогда оскорби его.
— Оскорбить?
— Препарируй, как ты умеешь это делать. Объясни, что не в порядке с его душой.
— Откуда мне знать, что не в порядке с его душой?
— Придумай. Скажи, что на его душе такое пятно, которое только размазывается, когда пытаешься его стереть.
— Нет, не пойдет.
— Хорошо. Тогда скажи, что он настолько богат, что оторвался от реальности. Это его заведет. Богатые ненавидят подобные разговоры.
— Но он настолько богат, что в самом деле оторвался от реальности.
— Анук, хочешь — верь, хочешь — нет, финансовые трудности не есть официальная реальность.
— Не будем спорить. Давай приступим к делу.
— Хорошо. Удачи!
Я подошел к столу, за которым сгорбился Рейнолд Хоббс, но там не оказалось ни одного свободного места. Встав поблизости, я стал дышать в шеи игроков. Охранник подозрительно на меня посмотрел, и у него были на то основания, я вел себя и впрямь подозрительно, бормотал себе под нос: «Что же мне все-таки сказать этому медиамагнату? Как убедить встретиться с отцом? В качестве акта милосердия? Рейнолд Хоббс — известный филантроп, это так, но привык заниматься благотворительностью по телефону».