Частное расследование
Шрифт:
Перед глазами его все поплыло…
Выдохнув, он не спеша нажал на курок, и вместе с негромким хлопком выстрела «марголина» рядом с Турецким взорвался звонком телефон.
— Да? — Турецкий встал, взял трубку.
— Сашка, ты?
— Я. Кто это?
— А это сроду не узнаешь, Славка я, Карнаухов, учились в школе вместе, может, помнишь?
— Да вроде помню.
— Во! А я твой телефон случайно узнал, через справочную свою, в министерстве я сейчас шишкой на ровном месте работаю. Удивился? Да нет, телефонистом. Узнал твой телефон рабочий, а на работе дали этот: позвони сюда, дескать, попробуй… У тебя что-то случилось? Они как-то странно со мной говорили.
— Да ничего не случилось.
— Не поздно я тебе звоню-то? Не разбудил?
Турецкий заметил на обоях возле телефона свежее маленькое кровавое пятнышко и, положив пистолет рядом с телефоном, протянул освободившуюся руку, смазал пятнышко пальцем.
— Спишь, что ль, скажи?
— Нет, — ответил Турецкий.
— Ну как ты живешь-то вообще? Тут говорят, ты вроде Шерлок Холмсом стал?
— Ну если говорят, то так и есть, наверно.
— Женился? В прокуратуре пашешь?
— Слушай, что тебе надо?
— Вообще-то по делу звоню тебе. У нас проблема тут. На работе у нас, в раздевалке, ворует кто-то. Ну так, по мелочи, сечешь? Зажигалку импортную у Лехи, слесаря, скосили недавно… И вот поймать, ну за руку схватить, никак не можем. Тебе интересно?
Турецкий посмотрел на труп Рагдая с простреленной головой и ответил:
— Да. Интересно. Очень.
— Так вот, продолжаю. В раздевалке у нас, кроме своих, никого не бывает. Только свои. Ворует свой. И вот мы пятеро, все свои, сидим вот у меня дома и квасим милую. Ты, может, к нам подъедешь?
— Да нет, у меня есть еще дело. Одно. Неотложное.
— А то бери бутылки три — и к нам!
— Да я уж объяснил тебе, не понял?
— Да все я понял! А как нам вора вычислить из нас, скажи?
— Не знаю.
Турецкий не спеша положил трубку на аппарат и взял пистолет…
Там, на другом конце телефонного провода, на другом конце Москвы, Славка Карнаухов тоже положил трубку на аппарат и взялся за другой, за радиотелефон, располагавшийся рядом.
— Да, это я. Нет, он жив. Конечно! Только что с ним беседовал… А вы уверены, что слышали выстрел? Ну, я не знаю, застрелил свою собаку, может быть. Да нет, я говорю вполне серьезно, какие ж шутки тут! Ну хорошо, могу еще попробовать. Предлог? Ну, я ведь пьяный как бы… Так, по дури, скажу, что попрощаться забыл. Ну, спьяну как бы… Забыл сказать «до свиданья!». Да чем глупее, тем правдоподобней. Конечно, ну, в натуре… Ну. Перезвоню через минуту.
Славка отключил, радиотелефон и снова взялся за обычный, городской. Набрал номер.
Из трубки раздавались короткие гудки — «занято».
Подождав секунд тридцать, Славка положил трубку городского телефона и вновь взялся за радиотелефон:
— Не отвечает, занято…
Помолчав и выслушав какие-то упреки, Славка чуть не плюнул в сердцах…
— Почем я знаю? Да, похоже было. Голос ровный такой, отрешенный. Ну, если слышали еще один выстрел между моими двумя последними звонками, то, гадом буду, застрелился ваш Турецкий! Ну, я могу еще попробовать, не уходя со связи.
Не отключая радиотелефон, Славка снова набрал номер по городскому.
— На, слушай! Слышишь что-нибудь? Хрен! Занято!
Трубка лежала возле аппарата, издавая короткие гудки, придавив своей тяжестью лист бумаги с короткой надписью: «Жизнь прекрасна и удивительна».
Вокруг телефонного столика летали снежинки — все окна были распахнуты настежь…
Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам, уже летел в это время в бездонной трубе-тоннеле и приближался к светящемуся объекту в самом конце черного и бесконечного колодца…
Правда, сам он этого уже не понимал.
Часть вторая
ПРОЯВЛЕНИЕ
1
По голове как будто бы стучали — тяжело и сильно. Удары отзывались в ушах, в мозгу, в глазах, под черепом…
Удары мешали по-прежнему оставаться нигде — в черном небытии.
Что-то теплое, мокрое касалось лица Турецкого, причиняло боль, будоражило, не давало покоя, лишало всякой возможности вновь окунуться в беспамятство. С неимоверным трудом он заставил себя открыть глаза: Рагдай лизал его в лицо…
Было заметно, что Рагдай очень голоден и хочет пить.
Турецкий понял, что лежит на маленькой узкой тахте в Настиной комнате. Он напрягся, чтобы вспомнить, что же с ним случилось. И тут острая боль с неимоверной ломотой пронизала всю голову — от затылка до подбородка. Ах, да! Он же стрелял себе в голову.
Турецкий осторожно, боясь причинить себе еще более страшные мучения, ощупал лоб, затылок, едва прикасаясь к голове…
Голова была абсолютно цела, однако даже легкое прикосновение, задетый волос вызывали словно удар током. Задетый волос…
Турецкий осторожно провел рукой по щеке и ощутил густую поросль щетины. Такая щетина соответствовала минимум двадцати четырем часам без бритья… И даже больше. Он ощупал подбородок И вновь получил как будто разряд, распространяющийся от головного мозга по всему организму — в колени, но локтям и — в пятки. Какой-то удар… По суставам.
Он промахнулся, стреляя в себя?
Да неужели? Быть не может!
Но почему же тогда эта адская боль? Что болит?
Все болит! Все — абсолютно!..