Чайка ? принцесса с гробом. Книга 10
Шрифт:
Он пошел к выходу, по пути наступив на труп.
Он прошелся по нему, словно по песку или камню. Лишь много лет спустя он, наконец, понял, что в тот день наступил на тело той, кого по меркам мира следовало называть «матерью».
Его воспоминания не тускнели.
И неважно, сколько лет осталось позади — десятки, сотни или еще больше. Он в мельчайших подробностях помнил все, что с ним происходило. Его таким создали.
Поэтому
В том числе тот, с которого все началось.
— Хм…
Артур Газ разместился на чудом уцелевшем троне (некогда принадлежавшем князю Хартгену) и проверил самого себя.
Он начал прокручивать мысли, проверяя, связаны ли воспоминания друг с другом, нет ли в них разногласий, не прерываются ли нити размышлений. Он успешно избавился от своего тела, отфильтровал и отбросил все лишнее, переродился в желанную форму… однако метод выбрал достаточно грубый и неожиданных последствий исключить не мог.
В работоспособности тела он более-менее убедился во время битвы с «апостолами», за исключением долговечности, которая ему в этот раз и не требовалась. Достаточно лишь того, чтобы тело прожило до следующей фазы плана.
Серьезных провалов в памяти он не нашел.
Примерно половину своей жизни он помнил в мельчайших подробностях. Конечно, нельзя сказать, что перерождение прошло совсем без потерь, ведь его останки использовали в качестве магического топлива… Однако все необходимые узлы, связывающие сознание Артура Газа, не пострадали, и мелочей он потерял не так уж много.
— …
На губах Артура Газа мелькнула натянутая улыбка.
Вокруг него кружились смутные образы, похожие на порожденные проекторами иллюзии.
Когда он создавал барьер, чтобы оградиться от незваных гостей, немного материи оказалось рядом с ним. Теперь она демонстрировала воспоминания, покинувшие сознание Артура.
Разумеется, это всего лишь случайность, а не его замысел.
Артур отнюдь не сумасшедший и не стал бы сознательно показывать другим собственную память.
Но…
— Это же… — обронил Син, ошарашенно глядя на иллюзии. — Выходит, рассказы о том, что Проклятый Император жил три… нет, пять столетий…
Он не мог разглядеть детали, но наверняка заметил, что смотрит на пейзажи далеко не современные… и видит сцены, которым уже много сотен лет. Скорей всего, в водовороте иллюзий мелькали личности, которых Син знал по урокам истории.
— Строго говоря, этому телу 608 лет, — заявил Артур Газ, указывая пальцем на себя. — Предыдущее совсем одряхлело, так что я его пересоздал.
Он выглядел заново родившимся.
Или, если точнее… заново переродившимся.
— Но с точки зрения непрерывности воспоминаний, мне 1788 лет, — хладнокровно произнес Артур, обращаясь к ошеломленному диверсанту.
Близился вечер.
На деревенских улицах сновали люди, спешившие домой после окончания работ.
Вчерашний день не отличался от сегодняшнего. Сегодняшний — от завтрашнего.
За пять послевоенных лет люди привыкли к тихой жизни. Каждый безосновательно полагал, что сегодня на мир опустится такая же ночь, что и вчера. Безусловно, мир не назвать неизменным, но людям казалось, что основополагающие законы не могут просто так взять и измениться — солнце, подобно волнам прибоя, так и будет появляться и исчезать каждый день, а время будет идти своим чередом. Можно даже сказать, люди достигли просветления и отныне считали, что любые изменения могут быть лишь поверхностными.
Но…
— Пап…
Возвращавшийся с поля ребенок замер на месте.
Его отец, мечтавший поскорее добраться домой и отдохнуть, сделал еще несколько шагов, затем тоже остановился и раздраженно взглянул на сына.
— Чего встал? Быст…
— Что там?
— Чего такое?
Ребенок указал пальцем, отец перевел взгляд… и заморгал.
Мужчина подумал, что ему просто мерещится, но сколько бы он ни моргал и ни тер глаза, наваждение не исчезало. По привычно оранжевому небу бежал «разлом».
Дерево? Башня?
Новая черта пейзажа отчетливо виднелась за далекими горами.
В стороне той находился Герансон, столица княжества. Если разлом находился за горами, до него, стало быть, даже на лошади ехать не меньше суток.
И тем не менее… он виднелся совершенно отчетливо.
Он напоминал вертикальную линию, разделившую пейзаж надвое.
Не дерево. И уж точно не башня.
За день деревья так не растут. За день такие башни не строят. Кроме того, мужчина никогда даже не слышал о настолько огромных деревьях и зданиях. Вершина его проходила сквозь закатное небо и уходила в бесконечную даль.
Так что же это?
Разумеется, крестьянин не знал ответа.
Он мог пробормотать лишь одно:
— Ничего не понимаю.
В далеком небе виднелось нечто необъяснимое.
Но не более. Не более, и все же…
— Давай скорее домой.
— Угу…
Скорее всего, ребенок услышал беспокойство в голосе отца. В любой другой день он бы без конца спрашивал «а что это?», но сейчас послушно кивнул и зашагал быстрее.
Деревенские старики поговаривали о таких вещах.
О радугах, уходящих точно в небо. Об облаках в форме людей.
О том, что необъяснимые вещи в небесах — предвестники катаклизмов.
— …
Отец вел сына за руку, быстро двигаясь и вздыхая.
Никто не обещал им, что завтрашний день будет похож на сегодняшний. Неизменность бытия — закон, который они вывели исключительно по опыту, просто по тому, как время шло прежде.
Разве кто-то говорил, что мир никогда не меняется?
Сознанием мужчины овладело волнение.
А затем…
— У?..
С его телом ни с того ни с сего что-то случилось.