Чайлдфри
Шрифт:
Последние слова он проговорил совершенно мертвым голосом, и Катя невольно отшатнулась, но муж снова сдавил ее плечи.
— Ты хоть представляешь, что я чувствовал, когда увидел своих детей? Когда ты уснула, я всю ночь у них просидел, на полу. Мне никогда не было так дерьмово, а ко всему прочему я узнал, как ты меня ненавидишь.
— Значит в ресторане, на росписи, ты пришел… — она замерла, пораженная догадкой.
— Чтобы поставить свою подпись, Катя, — таким же стылым голосом продолжил Клим, — потому и пришел. Тетка попалась принципиальная, потребовала
Они молчали, все втроем, Клим-Александр дышал глубоко и прерывисто, продолжая сдавливать Катю как тисками. Она первой нарушила молчание.
— Я хочу развестись с тобой. Этот брак фикция, обман.
— Нет, — глухо сказал Клим, — ты подписала контракт. Ты не можешь развестись со мной, пока наши дети не станут совершеннолетними.
— Это еще шестнадцать лет? — Катя с возмущением отбросила его руки.
— Все дети, Катя, и те, которые будут, — тихо сказал он, теперь придерживая ее за локти, — ты это тоже подписала.
Она опустила голову, чтобы не опозориться и не разреветься тут же под перекрестным обстрелом поразительно одинаковых мечущих молнии черных глаз.
— Ты что, правда не читала контракт? Разве тебе не было интересно? — пораженно спросил ее Костя, она покачала головой. — А как же ты его подписывала?
— Я попросила Чистякова дать прочесть юристам.
— Каким юристам, Катя? — поднял глаза к потолку Клим. — Они же его и составляли! Это мои юристы!
— Мне ничего от тебя не нужно… Саша, — она увидела, как дернулся младший Аверин от звука этого имени, — детям можешь хоть все отдать, а мне не нужно.
— Охренеть. Да Саня голый и босый остается по этому контракту, а ей похер. Слушай, племянник, правда, где ты ее нашел? — старший Аверин съехал еще ниже по спинке. — Мне тоже такая нужна. Или может, если она тебя пошлет, я ее заберу? А? Катюша? Пойдешь за меня?
— В ночном клубе, — не сводя с Кати глаз, ответил муж. — И тебе никто ее не отдаст, обломишься.
— Ты все знал, — помотрела на старшего Аверина Катя мутным взглядом, — знал и смеялся… Ты и сейчас смеешься.
— А что мне, плакать? — философски спросил Костя, поднимая брови. — Вы меня задолбали своим хождением вокруг да около. Пришлось придать ускорение этой затянувшейся мелодраме.
— Я собирался закрыть там все вопросы и прилететь. И мы бы поговорили без твоей помощи, — Клим-Саша недобро посмотрел на родича. — А ты устроил этот цирк. Мне надоело смотреть, как ты кадришь мою жену, вчерашние фото меня просто выбесили, и я сегодня вылетел в Барселону.
Катя беспомощно огляделась вокруг и ступила к выходу. Сначала шла медленно, потом быстрее, а когда выбежала на улицу, ее догнал супруг, схватил в охапку и развернул к себе.
— Катя, Катенька, поехали домой, мы поговорим, я расскажу тебе все, только прошу тебя…
— Ты пахнешь по-другому, — перебила она, принюхавшись, древесный аромат смешивался с легким запахом табака, и не скажешь, что ей не
— Я тебя люблю, — сказал Клим-Александр. Катя высвободилась из его рук, хорошенько размахнулась и влепила пощечину.
Это была даже не пощечина, а настоящий удар, она всю силу в него вложила. Но видимо сил было маловато, потому что муж даже не покачнулся, только зажмурился. А потом повторил:
— Я люблю тебя.
И она снова ударила, уже другой рукой, не замечая злых, горячих слез, что стекали по щекам на шею и дальше капали на грудь.
— Если бы я бил, я бы лучше целился по яйцам, он ими очень дорожит, — прожурчал над ухом старший Аверин и не торопясь, вразвалочку прошествовал к машине. Приоткрыл заднюю дверь и махнул Кате. — Поехали, племянница, я тебя отвезу домой. Нечего народ развлекать, сейчас еще полицию вызовут.
Катя перевела дух и вытерла ладошками лицо.
— Я тебя люблю, — сцепив зубы, сказал Клим.
— А я тебя нет, — ответила Катя и пошла в машину к Косте.
Она была очень благодарна Косте, что тот воздержался от разговоров и просто молча смотрел в окно всю дорогу. Слезы то текли, то переставали, в груди было тесно, будто кто-то вынул сердце и вложил туда тяжеленный камень. Даже когда она пробовала повернуться, там болело. Она все пыталась найти оправдания Климу, — или Александру? Вот как его теперь называть? — а оправдания не находились.
Когда въехали на территорию и машина затормозила, Катя хотела быстро выскочить, чтобы ни один из Авериных не начал изображать рыцаря. Но не успела, ладонь мягко накрыла рука Аверина-старшего, и его пальцы оплели ее, удерживая на весу.
— Не делай того, о чем пожалеешь, слышишь? — сказал он, поглаживая большим пальцем запястье. А потом добавил совсем тихо: — Он хороший мальчик, Катюшка, поверь мне, я знаю. Даже у такого законченного циника как я не получилось его испортить. Просто дай ему выговориться.
— Раньше надо было разговоры вести, — сказала она и дернулась к двери, но мягкий захват тут же обернулся стальным зажимом.
— Помнишь, мы с тобой поднимались на маяк, оттуда город был виден как на ладони? Порой, чтобы увидеть что-то важное, изменить взгляд, надо всего лишь подняться выше. Попробуй, Катя. Просто поднимись над своими обидами и посмотри на жизнь сверху.
— Спасибо за совет, — процедила она, выдернув руку, и выскочила из машины. Клим достал из багажника своего автомобиля две яркие коробки, как тут раздался радостный визг, а вслед за ним двойное:
— Папа!
Катя обернулась, по дорожке от дома бежал Ваня, за ним Матвей, а следом спешила Галина, вытянув вперед руки, как будто если бы кто-то из малышей решил свалиться, она могла успеть его подхватить.
Клим увидел их и изменился в лице. Он отбросил коробки в траву и быстро пошел навстречу, расставив руки в стороны. А потом присел на одно колено, и дети влетели в него как мячики в футбольные ворота. Две пары маленьких ручек обвили шею, Клим сцепил пальцы в замок и уперся лбом в плечо Матвея.