Чебурашка

Ро Олли

— Знаешь, если у меня когда-нибудь будет сын, я назову его Степой.

— Но я…

Не дослушав до конца, я поцеловала мальчишку в гладкую щеку и убежала.

Наконец-то я дома, где можно спокойно погоревать.

Глава 24

Настоящее

Зоя Данилина

Уже очень давно я не вспоминала и, тем более, не проговаривала вслух историю своей наивной непутевой первой любви. Историю банальную, незамысловатую, даже глупую.

Таких историй миллионы на планете, в каждом городе каждой страны, но все же это не делает их менее болезненными и менее зудящими на протяжении всей жизни.

Нырять в прошлое всегда оказывается так же чувствительно, эмоционально и в то же время опустошающе больно, как и тогда, впервые. Хотя, конечно, острота притупилась, сделалась знакомой, даже родной. Но некоторые раны не заживают вовсе. Они хронически обосновались внутри, набирая силу во время сезонных обострений.

Как сейчас, например.

Из омута прошлого меня выдергивает настойчивый телефонный звонок, и я вдруг обнаруживаю себя в слезах, стиснутая неловкими медвежьими объятиями Степы. Чай давно остыл. Рассвет вступил в полную силу, и солнце за окном золотило пушистые дорожки инея на березе. Было тихо. Лишь где-то в коридоре на тумбочке повторяющейся вновь и вновь трелью надсадно надрывался незамысловатый рингтон.

— Подай телефон, Степ, — прошу я сына, по-детски шмыгнув носом и вытирая лицо рукавом домашнего халата. — Пожалуйста.

Он молча встаёт и возвращается через пару секунд. Телефон, замолкнув на мгновение, вновь взрывается входящим вызовом. Степа смотрит на экран и хмурит брови. Поворачивает экран ко мне.

Номер неизвестный. В современном мире звонки с неизвестных номеров, как правило, несут в себе один смысл — бессмысленно потратить твоё время. Бесконечная реклама операторов связи, кредитные предложения от сомнительных банков, всевозможные социологические опросы, бесплатные медицинские услуги и прочие «заманчивые» предложения. Пока я раздумываю, отвечать или нет, Степа нервно говорит.

— Это он?

— Что? — не сразу понимаю я его, потому что как-то слишком быстро решила, что теперь вместо обезличенного «он» мы будем звать Матвея по имени.

— Это Соколовский звонит?

Внимательно всматриваюсь в сына и не пойму до конца эмоцию, которую несёт в себе его вопрос. Вроде бы злость и раздражение, но, тем не менее, есть что-то ещё. Что-то потаённое. Скрытое.

Надежда?

— Господи, Степ, — укоризненно качаю головой, — Не выдумывай.

С напускным спокойствием беру трубку и отвечаю на звонок, лихорадочно соображая, что буду делать, если это действительно ОН. А еще очень-очень стараюсь, чтобы и сын не разглядел на моем лице эту самую проклятую надежду, ибо видит бог, сердце ею захлебнулось, вопреки всему на свете.

— Да? — и каждая клеточка замерла в ожидании, чтобы через мгновение размякнуть от… разочарования?

— Алле! Алле, Зоя? — оглушающе трещал старушечий отдаленно знакомый голос. — Это баб Маня Зайцева, соседка вашей бабки Катери.

Этот звонок тоже не предвещал ничего хорошего или вообще хоть сколько-нибудь приятного.

— Да, здравствуйте, Мария Егоровна. Что-то случилось?

— Здравствуй, здравствуй, Зоенька. Случилось, ага. Бабка то ваша помирает.

— Как помирает?

— Болеет. Вчерась совсем слегла. С утра уже поп у неё побыл, знать исповедовал. Ты б приехала, повидалась, попрощалась с бабкой, пока она богу душу не отдала. Родня все ж таки.

Мамочки! Что ж за напасть-то такая?! Сплошная черная полоса!

— Конечно. Конечно, приеду, Мария Егоровна.

Спасибо, что позвонили!

— Ага. Ну, давай, давай.

Наверное, сгорело бы не более пяти спичек, прежде чем я, абсолютно собранная, гремела обувной ложкой в коридоре, втискивая ногу в некрасивый, но очень уж удобный и нескользкий ботинок.

— Я с тобой поеду.

— Нет, Степа. Не поедешь.

— Как ты одна там?

— Ой, Степа. На моей памяти Катеря помирает восьмой раз. Соскучилась бабка. Наверное. Но ты же ее знаешь, сама она никогда не позвонит и в этом не признаётся. Ей проще всю деревню на уши поднять.

— Все равно. Подожди пять минут, я быстро соберусь.

— Ты давай быстро собирайся и дуй на свою тренировку.

— Я же сказал, больше никаких тренировок!

По этому поводу я, удивляясь сама себе, начинала серьезно раздражаться. И даже злиться.

— Почему? — решила, что еще есть пара минут для серьезного разговора матери и сына.

Степа лишь на секунду отвел глаза, а потом с завидным упрямством во взгляде твердо выпалил:

— Ты знаешь!

— Я знаю, да… Вот только я не знала, что вырастила слабака и труса! Разве ты такой? У меня, оказывается, вместо сына-мужчины нежный цветочек?

По расширившимся глазам моего ребенка, стало понятно, что бью я точно в цель. Возможно, чересчур резко и жестоко, но на долгие рассюсюкивания времени не оставалось.

— Знаешь, милый, я буду счастлива в тот день, когда ты бросишь свой бокс, но только при условии, что это будет твоё осознанное решение, основанное только на своих собственных желаниях, а не жалкий побег с ринга, на котором еще даже не начался бой, а только замаячила тень противника! Видишь ли, отказываться от любимого занятия, которому ты посвятил большую часть собственной жизни, только потому, что твой кумир оказался подлецом, или только потому, что выяснилось, что нерадивый твой папаша тоже боксёр и предпочел спорту собственного ребенка, или потому, что твоя мать имела глупость поведать тебе правду о своей первой любви, в результате которой ты появился на свет, как минимум жалко. Как максимум слабохарактерно. Так что не будь трусом, сын. Не разочаровывай хотя бы ты меня. Как отец, Соколовский не имеет к тебе никакого отношения. Разве что можем сказать ему спасибо за отличный генофонд. Как кумир… что ж, как показало время, в качестве спортсмена он неплохой пример для подражания. Но ты — лучше. Ты умеешь не только махать кулаками, но и думать головой, просчитывать противника, знать его действия наперёд лучше него самого. Ты — мой сын! Ты — Степан Свиридов! Подбери сопли, родной, к чертям любых кумиров! Иди и бейся. И знай, у тебя всегда есть и буду я. Я всегда выберу тебя. И я сделаю для тебя все. И я никого не боюсь. Ни Соколовского, ни его семейку, ни злобную Катерю. И деньги на Москву я тебе достану. Надо будет, вслед за тобой поеду. Ты только будь честен с собой и со мной. И для начала определись, чего ты хочешь.

Сигнал на телефоне возвестил о прибытии такси. Я крепко обняла своего хмурого, слегка поникшего и весьма озадаченного моей внезапной боевой тирадой сына, и поспешила на вокзал. Электричка до деревни отходит через сорок пять минут, а мне ещё надо до Бабки Кати дозвониться и выяснить, что за хворь с ней приключилась на сей раз, и по случаю наведаться в аптеку.

Дорога до деревни занимала полтора часа на электричке и ещё сорок минут на автобусе. Отличная возможность обо всем подумать. Попытаться разложить по полкам имеющуюся информацию и составить варианты дальнейшего развития событий. Но думать отчаянно не получалось.