Чебурашка

Ро Олли

Мы много двигаемся. Я откровенно выматываю Степу. Обычно второй раунд всегда направлен именно на это, если нет необходимости отыгрываться за первый. Дразню Свиридова, за что и сам получаю ощутимые удары. Но в данный момент у меня нет цели победить. Лишь раззадорить и дать поверить в то, что его победа возможна, реальная и близка.

— Знаешь, такие математические умники, как ты, на самом деле, в боксе явление довольно редкое, но не исключительное. Поэтому, такие математические тупицы, как я, вырабатывают соответствующие стратегии и тренируют зрительную память и скорость реакции, учатся подмечать незначительные детали.

Степа

не дурак и сейчас, сбросив немного злости вместе с жаром, потом и адреналином, начинает понимать, что конкретно я делаю на ринге. Изматываю его, забалтываю, раздражаю. Но не атакую в полную силу. Поэтому начинает думать, что я подыгрываю ему, пытаюсь щадить юное неокрепшее чувство собственного достоинства. А это, знаю по себе, бесит и выводит из себя.

Так в свое время поступал мой тренер. Снисходительный бой как бы вполсилы был частью его стратегии на первых парах, ведь он, благодаря Зое, и меня посчитал математиком. Думаю, только поэтому и вцепился тогда зубами в парнишку из обычного регионального города. И, честно признаюсь, разочарованию его не было предела, когда выяснилось, что хорошо считаю я, только вооружившись калькулятором, да и то не всегда.

Давно являясь публичной личностью, четко отдаю себе отчет в том, что такие вот «настоящие» математики давно просчитали меня и наизусть могут знать все комбинации. Но для бокса этого таланта слишком мало. Точно вам говорю.

Дальше трепаться особо не выходит. Я получаю парочку ударов, которые не планировал пропускать и сам на себя немного злюсь. Зато пацан доволен и скалится, обнажая черную капу с прорисованными на ней острыми звериными зубами. Смотрится жутко, аж мороз по коже. Мне капец как нравится. Почему у меня такой никогда не было? С моей рожей смотрелось бы идеально!

Гонг отбивает конец второго раунда.

Надо быстренько отдышаться и поболтать еще.

Следующие три минуты боя решающие. Теперь, чтобы сохранить уязвленное достоинство, Степа просто вынужден принять ставку на желание. Ведь тогда у меня якобы будет стимул биться в полную, дабы не лишиться впустую пяти лямов. Он же в любом случае окажется «в безопасности», потому что проиграть честный бой чемпиону мира куда престижнее, нежели сыграть вничью, понимая, что тебя пожалели и поддались.

На то и был мой наполеоновский расчет.

И мы оба это понимаем. Я по Степиным глазам это вижу и по искрам, сыплющимся из них.

Едва пацан выплевывает капу, спешу в словесную атаку.

— Так что, Степан Павлович, — Вашим почтенным благородием ставка на желание принимается?

От столь официального обращения малец вдруг резко фокусирует на мне внимание, выгибает дугой правую четко очерченную бровь и склоняет голову к плечу.

Наверное, удивлен, ведь нигде в документах (а копия паспорта и выписка из медицинской карты о профилактическом осмотре были изучены мной в личном деле Свиридова еще в первый визит к Михалычу) отчества у пацана не значится. Он, как и Зоя в свое время «безотчественный». Пожалуй, не будь я так ослеплен собственным самодовольством и обманчивым чувством полного владения ситуацией, то имел бы шанс задуматься и сформировать соответствующие ситуации правильные вопросы. Например, вопрос — почему. Почему, собственно, у Степы нет отчества в документах, если фамилия Свиридов ему явно досталась от родителя?

Но, в тот момент, подобные «мелочи» меня не волновали. Я же

был «на коне»! Я же, мать его, все обо всех понял! Всех разоблачил! Я — долбанный лейтенант Коломбо! Дайте мне звезду шерифа!

— Принимается, — ожидаемо соглашается малец, — Только я не Павлович. С чего бы вдруг мне быть им?

— Да брось. Я был на кладбище. Видел могилу Павла Михайловича Свиридова. Так понимаю, это ваш с Зоей нерадивый папаша. Это хорошо, что у нее обнаружился брат. Пережить смерть обоих родителей в столь раннем возрасте очень тяжело.

Степа странно ухмыляется. С каким-то хитрым или даже злобным триумфом.

— Знаешь, Матвей Соколовский, в одном ты прав — у нас с Зоей действительно нерадивый папаша, — медленно проговаривает он, — Вот только у каждого свой. Она мне не сестра и никогда ею не была. Так что из всех своих версий выбери самую худшую — это и есть правда!

Степа больше не улыбается. Он тщательно следит за процессом моего осмысления, ведь его слова производят эффект взорвавшейся бомбы, от которого я вдруг немного теряюсь во времени и пространстве, пытаясь собрать воедино разбегающиеся в разные стороны собственные мысли. Где-то на периферии сознания звучит голос Михалыча и удары гонга, но мне сложно сосредоточиться.

Что это сейчас сказал малец?

Это правда или просто способ выиграть бой, деморализуя противника?

Совсем неудивительно, что оглушенный информацией, я пропускаю целую серию ударов. Четких, сильных, агрессивных, непрерывных, вынуждающих отступать и защищаться.

Следующие три минуты напоминают бой за олимпийское золото. Отключив раздражающие звуки в своей голове, решаю биться в полную силу. Во первых, хочу свое желание. Во-вторых, потому что достаточно уважаю противника, однако использую в основном старые техники, чтобы наш поединок совершенно не напоминал избиение младенца, однако и удары мальца вполне способны сбить меня с ног.

Степа совершает ошибки, но это лишь в силу своей импульсивности, неопытности, торопливости. Падает, зато поднимается и снова рвется в бой. Где-то за пределами ринга что-то гневное рычит Михалыч. Если верить боковому зрению, ближе к канатам подтянулись и лежавшие до этого на матах ребята.

Благодаря выработанному годами внутреннему чувству времени где-то за пятнадцать-двенадцать секунд до удара гонга исполняю маневр, который однажды помог одержать победу. В доли секунды делаю нырок, блокаж и выхожу в идеальную позицию для выполнения Удара Боло, сила которого складывается в эффекте дуги окружности, а эффективность связана не с мощью, а с неожиданным углом попадания. Размах, сила и раскрывшийся на миг противник — стопроцентные предвестники нокаута.

Но моя рука замирает в миллиметре от лица Степы Свиридова. Мир замирает. Мы стоим, глядя друг на друга, и каждый понимает, что бой окончен. Доведи я удар до конца, малец уже лежал бы без сознания на ринге.

Звучит гонг. Слышатся нестройные и какие-то неловкие аплодисменты, а Степа смотрит на меня как-то странно. Не огорченно, не зло, не расстроенно, а как будто в ожидании чего-то большего. Исход поединка, кажется, был известен с самого начала и никто, включая самого Математика не рассчитывал на другой результат. Но парень явно ждет от меня каких-то дальнейших действий. Стоит и, кажется, надеется услышать что-то важное, я чувствую это, но никак не соображу, что же именно должен произнести.