Чеченская рапсодия
Шрифт:
— Знакомая морда, — вдруг встрепенулся он, и казаки разом повернулись на его возглас. — Это чабан из правобережного аула напротив нашей станицы.
— А как он здесь оказался? — Савелий подался вперед и наклонился над чеченцем. — И правда Заурка, он приходил к нам торговаться за баранов-мериносов. Вот нехристь, на два фронта работал — и баранов своим перепродавал, и для русских полков был проводником в горах.
— То-то они из похода до сих пор не вернулись, — звякнул шашкой о валуны кто-то из казаков.
Связанный абрек забился в волосяных петлях, его лицо, заросшее черной щетиной, исказилось от страха и ненависти.
— Развяжите его, теперь он никуда от нас не уйдет, — приказал сотник. — За этим разбойником тоже должок числится. Он увел из нашего табуна пяток породистых дончаков.
— Это не я, Дарган. Русские полки ушли на Эрзерум и Трапезунд, проводниками у них были сваны, они пришли к нам через перевал, — заговорил чеченец, избавившийся, наконец, от пучка травы во рту. — И лошадей твоих я не уводил, это дело немирных из аула Ца Ножай за поворотом Терека. Твоих дончаков они угнали к себе.
— А ты навел их на мой табун, — веско сказал Дарган и недобро прищурился. — Должок платежом красен, Заурка. Если не станешь сейчас говорить, то пойдешь к праотцам, будешь на том свете чакан для крыш заготавливать.
— Что ты хочешь узнать, Дарган? Я все скажу.
— Ты видел среди пленных моего сына Петрашку?
— Я твоего сына не видел. Люди говорили, что он учится у неверных в Москве.
— Разве Муса не делился с вами новостями? — недоверчиво покосился на бандита сотник. — Ваш главарь взял его в плен и угнал сюда.
— Муса тут никто, его могут убить за малейшую провинность, как и любого из нас.
— Хорошо, а где держат заложников?
— В подвале дальней башни, которая с левой стороны отсюда, но иногда им позволяют пасти овец.
— Тем, кто принял вашу веру, — добавил Панкрат, молчавший до сего времени. — А если кто даже и стал мусульманином, но спрятал на шее крестик, то ему все равно перерезают горло в назидание остальным.
— Случается и так, — нагнул подбородок чеченец, понимая, что здесь отпираться бесполезно.
— Кто в крепости главный, и сколько вообще в ней людей? — сдерживая бешенство, продолжил допрос Дарган.
— Про главного ты уже знаешь, это наш третий имам Чечни и Дагестана Шамиль, — поспешно проглотил обильную слюну абрек. — А воинов никто не считал, они собираются со всего Большого и Малого Кавказа, приходят даже с равнин, потому что имам объявил русским газават.
— А почему он решил обосноваться здесь, а не в своем родном ауле Гуниб? — сотник не сводил с пленного пристального взгляда.
— Потому что заоблачный Гуниб далеко, а здесь самый центр восстания, люди, готовые ударить по неверным, и долина с теплым климатом, попасть в которую совсем не просто.
— Тут как раз правда, сюда мы добрались с трудом, — поддакнул есаул Гонтарь, стоявший за спиной командира отряда. — А есть к вам еще какие дороги?
— Этого я знать не могу, — завилял зрачками чеченец. — Сюда я попал как и вы, по тропе над ущельем.
— Как можно незаметно проникнуть в крепость? — не стал ходить вокруг да около Дарган. — Слабые места в ней есть?
— Об этом может поведать только сам имам, — абрек закатил глаза под лоб. — Я могу сказать лишь одно. Если вы и попадете внутрь, то вас все равно порубят на куски, потому что воины аллаха знают друг друга в лицо.
— Даже тех из них, которые по зову Шамиля только что примкнули к вам? — ухмыльнулся сотник, махнув рукой по направлению к склону, по которому группами и поодиночке продолжали подниматься вооруженные горцы. Поставив шашку между ног, он подвел черту. — Ты ничего нам не рассказал, Заурка, а то, о чем поведал, мы знали без тебя. Про крепость ты решил рассказать потому, что мы уже здесь, про подвал не сбрехал в уверенности, что за стены мы никогда не попадем, а про дороги и слабые места в укреплениях промолчал.
— Но я и правда ничего не знаю! — абрек воздел ладони вверх, он все еще надеялся на то, что ему сохранят жизнь.
— В распыл его, — коротко приказал Дарган.
Казаки мигом подцепили бандита с обеих сторон, поволокли его за валуны, и вдруг визжавший от страха абрек выгнулся дугой.
— Поганые гяуры, вы расплодились как презренные шакалы, и вам все мало. Вы свое еще получите, — задыхаясь от ярости, зарычал он. — Даже на том свете я буду мстить вам как бешеным собакам…
Один из казаков надавил ему на затылок, второй скользящим ударом шашки снес голову. Сухопарое тело пару раз взбрыкнуло ногами, и все кончилось.
Ночь прошла в приготовлениях к нападению на крепость. Казаки, вернувшиеся из разведки доложили своему атаману, что с наступлением темноты ворота все равно иногда открывались навстречу прибывавшим горцам, каждый вход находился под охраной примерно пяти человек. В самой крепости, на площади, не затухая горели костры, оттуда доносилась барабанная дробь и звуки дутара, азиатского струнного инструмента. Образовав круг, чеченцы носились друг за другом, через равные промежутки времени распадались на группы, устраивали бешеные пляски с гортанными выкриками. Можно было подумать, что люди в крепости вообще никогда не хотели спать, они вели себя как члены дикого племени…