Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы
Шрифт:
— Деда купил мне жвачку и лимонад, — похвастал Еник. Вид у него был невероятно довольный.
— Вы были с ним в трактире… — Марта говорила, словно ступала по битому стеклу. — В сентябре он пойдет в школу, ему надо привыкать ложиться раньше, а вы отправляетесь с ним в трактир и приходите в половине девятого! Ребенку нужен режим!
От звука ее голоса у деда чуть волосы не встали дыбом.
— Ну вот! Зато все кругом подметено и сверкает!
— Вы хорошо понимаете, что я имею в виду.
— Я тебе свое мнение тоже пару раз сказал!
Еник потянул Марту за блузку. Главное, чтоб они перестали
— Мам, можно я не пойду завтра в садик? Олин тоже останется дома.
— Исключено! — Марта шлепнула его по руке. — Не запачкай мне блузку, господи! Завтра у меня стирка, а нервы у меня только одни!
Еник, плаксиво скривившись, посмотрел на деда. Дед недовольно махнул рукой.
В кухню вошел Добеш. Вид у него был виноватый, хотя он старательно это скрывал. Рассеченная губа здорово распухла и стала темной, как фиалка.
— Добрый всем вечер.
— На дворе уже ночь! — прошипела Марта.
— Пап, а мы воевали со скворцами! Дед и я…
Добеш улыбнулся:
— Да брось ты!
Даже Енику он не смог долго смотреть в глаза. Все, последний раз, пообещал он себе, чувствуя себя разбитым; хотелось спать. У меня красивая жена и красивый сын, а я расплачиваюсь за них своим страхом, стоит ли? И невозможно все время, потупя взгляд, смотреть в землю. Он подошел к холодильнику и достал бутылку пива.
— Что случилось? — испуганно ахнула Марта. — Ты слышишь, что с тобой?
Не успел Добеш открыть бутылку, Марта вплотную подошла к нему и кончиками пальцев осторожно провела по губе.
Но тут она почуяла чужой запах, и в глазах ее разлился холод.
Добеш отвернулся, открыл пиво.
— Да ничего… Это я… Затягивал шайбу, и сорвался ключ! Я не устроил себе это нарочно, можешь не сомневаться!
— Пап, ты купишь мне лошадку-качалку? Такую, как у нас в садике? Чтоб я катался!
— Ну… — Добеш осторожно наливал пиво в стакан. Он не любил, когда было много пены.
— Исключено! — сказала Марта во второй раз за это короткое время. — Ты скоро будешь школьником, а просишь, чтоб мы покупали тебе игрушки.
— Пап, — заныл Еник.
Добеш переступил с ноги на ногу, повернулся и смахнул локтем с холодильника зеркальце, после чего растерянно уставился на осколки под ногами.
Марта влепила Енику подзатыльник.
Деда передернуло от злости.
— Хватит! — закричала Марта надрывно. — Надо будет купить новую одежду, портфель и еще уйму всего!.. Марш в ванну, умыться и чтоб я видела тебя уже в пижаме!
Еник глотал громкие всхлипы, плечи у него тряслись. Он прошел мимо деда с опущенной головой. Дед уставился в стену. Как же ему хотелось хлопнуть дверью и никогда больше не возвращаться в этот сумасшедший дом!
— Где ты был так поздно? — завопила Марта на Добеша.
Добеш трусливо поглядел на жену, потом на деда.
— Было у нас собрание правления… А потом зашли пива выпить.
Дед колко хмыкнул:
— Как же ты посмел? Не знаешь разве, что это смертный грех?
— Правления, значит?! — переспросила Марта с судорожной издевкой в голосе. — А протокол кто писал? Она?!
— Полоумные, — облегчил себе душу дед и решил, что лучше не закрывать за собой дверь. Она почти вся была из стекла.
* * *
Потом он ходил по своей комнате от стены до стены, громко топая и встряхивая от злости головой. Он знал, что молодые внизу разозлятся от этого еще больше. Но ему необходимо было топать, чтобы не лопнуть. Ничего не сделается их дурацкому дому! Если б захотел, дед мог занять весь второй этаж. Но ему и эта-то комната была не нужна, однако где-то спать надо, коли свалял дурака и продал свою крышу над головой! Он и перевез свои пожитки сюда и, закрывшись, мог хотя бы отдохнуть и как следует выругаться. Остальная часть второго этажа дожидалась, когда Еник женится. А пока что родители его делали все от них зависящее, чтобы отбить у сынишки охоту к женитьбе еще до того, как он поймет, что это, собственно, такое.
Дед повесил пиджак на стул, выловил из кармана пачку «партизанских» и спичечный коробок. Разумеется, он забыл, что коробок давно опустел. С наслаждением раздавив его в кулаке, он швырнул обломки под стол, но тут же, опустившись на колени, аккуратно подобрал их и извлек на свет божий. Марта устроила бы ему родео, забудь он их там! Она способна была привести деда в ярость одним только взглядом! Ей даже не нужно было ничего говорить, стоило поднять брови — и в ту же секунду на деда покушался инфаркт. Он издали бросил смятый коробок в мусорную корзину у дверей. Мусорную корзину из зеленых и желтых проводов. Виданное ли дело… А какой тут стоял треск, когда включалось отопление, это вообще был ужас. Куда подевались времена, когда сквозь щели между конфорками плиты в кухне пробивалось пахучее пламя? Теперь он всю зиму пялился на эмалированную кремовато-белую печку и прислушивался к ее треску. Дед ничуть не сомневался, что в любую минуту она может взорваться. Да черт с ним, с отоплением, до зимы еще далеко. Сейчас ему нужны были спички. Он один за другим выдвигал ящики старомодного буфета и не услышал, как вошел Еник.
— Деда, можно я буду спать у тебя?
Дед с удивлением оглянулся. На Енике была пижама с синенькими машинками, и весь он был такой невероятно чистенький и ароматный даже на вид, что дед растроганно захлопал глазами.
Часы долго отбивали время. Девять, а может, и десять раз. Да, насчет трактира я малость оплошал, подумал дед.
— А что мама?..
Еник пожал плечами:
— Она со мной не разговаривает.
Деду опять кровь бросилась в голову, и он поспешил хотя бы встать. Господи, нельзя же так расстраиваться, упрекнул он себя и вскипел еще больше. Если не возьму себя в руки, меня хватит кондрашка, не иначе. Неужели я был такой же шальной в их годы? Наверное, покаянно подумал он. Да, конечно же, великодушно допустил он.
Дед вздохнул со свистом в носу.
— Ну пошли.
Он неловко и осторожно взял Еника на руки и, прижав к себе как что-то очень хрупкое и дорогое, уложил в широченную супружескую постель. Еник до этого спал с дедом не больше одного-двух раз. Марта утверждала, что дедов храп слышно даже на железнодорожной станции, и, видимо, боялась, как бы Еник не перенял у деда привычку храпеть.
Еник внимательно посмотрел на фотографию в рамке с черной ленточкой на углу. Дед уже знал эти его сосредоточенные морщинки.