Челноки
Шрифт:
Бежим, садимся и отъезжаем. Счастливы, вроде успеем. Но внутри беспокойство. Мы здесь чужие. С российскими паспортами — цель номер один для таможни. Ваньку с его улыбочками спалят на раз. Он дёрганый очень.
— Давай сюда деньги! — шепчу ему в ухо, как только подъехали.
— Все двадцать возьмешь? — поднимает он брови.
— Да. И шустрее. Скажешь, едем в магазин на работу.
Обе пачки сую в носки под штанину. Для верности перехватываю парой резинок. А то буду швыряться деньгами, как Царевна-Лебедь из сказки.
Всех просят с паспортами на
Глубокий вдох-выдох три раза, стараюсь всё выжать из легких. Шаг первый, слежу за дыханием, ощущая в ноздрях слабое течение воздуха. Суматошные мысли мелькают, но я не гоню их. Просто смотрю, не позволяя увлечься. Не исправлять, не улучшать, не помогать, а отпустить. Они точно ветер, без подпитки и сами утихнут.
Их стало меньше, они уже тише, но тревога все еще душит в уме. Теперь шаг второй: смотрю на нее, наблюдаю все ощущения. Не сразу, сознание словно фонарик высвечивает объекты и чувства по одному. Сзади толкают, очередь двигается, и я отстраненно смотрю и на это. Позволяю всему течь своим чередом, словно отделившись от тела.
«Следующий!» — кричат впереди. Еще одного «туриста» приглашают в кабинку на личный досмотр. Там раздевают. Я следующий. Почти что спокоен.
Шаг третий. Теперь не смотрю на свои ощущения, а сам являюсь всем этим. Как бы охватываю пространство вокруг. Я — всё, что есть. Ум, тело, таможня и город. Это не мысль, это так вижу. И в этом переживании уже расслабляюсь.
— Валюта есть? — таможенник нарочито брезгливо берет паспорт.
— Есть. Сто долларов. Показать?
Слова произносятся, но меня в них, как нет. Есть ум, есть и мысли, но есть и пространство, что всё это вмещает.
— Пройдемте в кабинку, — кивает он сухо. В моей сумке тщательно роется его усатый коллега.
Заходим. Спокойно стою. Позволяю быть тому, что непременно случится. Случилось уже, мы об этом еще просто не знаем.
— Выверни карманы. В заднем что? Джинсы спусти. С какой целью едешь?
Он унизительно тыкает, но что может обидеть пространство? Дуэль взглядов, на которую я не явился. Меня просто нет.
— Работаю. Продавец и переводчик в магазине дубленок и кожи.
— Ясно. На выход. Следующий!
Выхожу. Ванька белый как снег. Вот кто нас спалит.
— Вот это да! Словно не ты, аж мурашки по коже! Мить, яйца стальные! — хвалит в автобусе.
Я согласно киваю и отворачиваюсь лицом к окну. Сколько так еще ездить? Сон — это здесь. Реально за ним. Там, где Гейла. Неужели надо сдохнуть, чтобы у нее оказаться? Но не факт, что удастся попасть в тот же мир.
К счастью, дальше дорога была без сюрпризов. В Каракёй нашли «Шостакович», кинули вещи в каюту и скорей за работу. У нас еще день.
Паром опустил на пирс аппарель, и в его железное чрево без конца заезжали машины с томатами. Вот где истинный бизнес, не такая жалкая мелочь, как мы. У нас как всегда — джинса, велюровые и вельветовые мужские штаны. Кожу брать не решались, для нее нужен свой магазин. По сравнению с группой мы настоящие монстры —
Отбегав свое, мы радостно ввалились в любимый ресторанчик «У дедушки», где нас уже знали. Широкий балкон на Босфор, свежие креветки под хорошее пиво — прекрасная награда для челнока. На причале под нами непрерывный поток торопящихся куда-то людей. С азиатской стороны один за другим прибывают паромы. Справа разводной мост через Золотой Рог. Он усыпан рыбаками с утра и до позднего вечера. Ловят тюльку и мелочь, но ее много, по пять-шесть штук тащат за раз. И рядом, конечно, коты.
На площади за ним огромные голубиные стаи и разукрашенные кораблики, где жарят рыбу. К ней подают вкуснейший, не раз спасавший от похмелья, рассол. Дальше уже Эйменюнь — квартал с пряностями и «птичий рынок». За ним рай для туристов — Султан-Ахмет. Отсюда видно купол Святой Софии и Голубую мечеть с шестью минаретами.
По легенде разрешено было построить только четыре золотых (алтын) минарета, но архитектор сделал вид, что напутал, и вместо золочения построил их шесть (алты). Трудно поверить, но может и так. В результате мечеть в Мекке сравнялась с этой по количеству минаретов, что было признано святотатством. После долгих споров там добавили еще один и проблему решили. Теперь шесть здесь и семь там.
Благополучно погрузив товар на «Шостакович», надеялись, что после таких приключений фортуна нам, наконец, улыбнется, но она и тут показала свой свирепый оскал. Одесса определенно на нас обозлилась. Иначе, как объяснить очередной геморрой?
Вписав, как обычно, в декларации положенный минимум, нарвались на злющего деда, от которого все разбегались, как от огня. Знакомый таможенник спокойно взял деньги и поставил печать, но этот стоял на выходе и проверял соответствие деклараций товару. У кого мешка три еще мог проскочить, а что делать нам?
Оставив Ваньку у нашей горы, я таскал на горбу по чувалу поближе к шлагбауму. Злобный дед отвлекался, кого-то гонял, и в этих промежутках есть шанс проскочить. Но перетащив половину, поднял голову и заметил человека с биноклем и рацией на верхней палубе. Для него мы как на ладони. Мои маневры нельзя не заметить. Глупо надеяться, что не видит меня.
— Вань, кажись, нам хана, — устало сказал, возвращая в нашу гору мешок.
— Вот суки! Да с какого хрена должны Украине? У нас же транзит! — возмутился он. — Еще и нашим платить!
— Прям, как ребенок. У нас же не фура. Автобус опечатать до границы нельзя.
— И чо мы теперь?
— Сдаваться пойдем. Дескать, ошиблись. Турки больше нам положили, вот полный список.
— Ага, мешков так сорок, — хмыкнул недоверчиво он. — Не прокатит. Конфискуют же всё.
— Вань, тут прекрасно знают кто мы и куда всё везем. Они уже как бы неправы, зачем так нагибать? Уж не совсем беспредел.
— Да им насрать! То ж хохлы!
— Да посмотри на томаты! — кивнул я на ряды ящиков, выгруженных прямо на пирс. — Вот где барыш. Мы ж мелочь, им показатели, палка нужна.