Челноки
Шрифт:
Заинтересовавшись, Борей стал искать ответы на их горных тропах. Пытаясь поймать мерцающий отблеск тайн, испытывал этих людей. Кружил вокруг вихрем, уносил в пропасть еду и одежду, терзал громким воем их слух. И вскоре не умом, а только лишь сердцем, неугомонный ветер что-то стал понимать. Годами он скитался меж этих отшельников, ловя в потоках воздуха отголоски учений. Постепенно дикая натура смирялась, обретая несвойственную ей безмятежность. И в один миг, когда Борей парил над снежной пустыней, пришло озарение.
Нигде нельзя найти то, что носишь в себе! Невозможно улучшить то, что не нуждается в твоем исправлении! Ветер осознал ценность каждого мига, красоту и совершенство вечного движения жизни. Он постиг безличную ясность, лежащую в основе всего. Это подобно пространству одинаково обнимает всё сущее. И нет ничего, кроме него!
С тех пор Борей парит над горами, развевая разноцветные ленточки молитв, который развешивают недалекие люди. Щекочет тела, целует их лица и лишь смеется, видя, как ищут то, что нельзя потерять. Так внемли же ему, о глупый пришелец из нижнего мира! Кто и кого тут может убить?'
Я не стал дожидаться конца проповеди, раздраженно подняв в небо воздушного змея. Учителей хватает и без него. Такая же вот рядом стоит. И без разницы что она говорит, я просто хочу быть именно с ней.
Через минуту воронка растаяла, и мой змей упал. Ветер исчез, стало неестественно тихо и пусто, словно у заснеженных гор погибла душа.
— Мерзко чувствовать себя убийцей, — буркнул я мрачно. — Без меня Кай сейчас бы не смог?
— Сам же просил больше времени здесь, — напомнила Гейла.
— Но не его работу! Пусть крадет крошки с барского стола без меня. Думаю, что Тысячеликий всё равно не заметит. Как эта мелочь может ему навредить?
Гейла тяжело вздохнула и посмотрела вдаль, где над горными пиками мертвенным светом сияла Луна. Этот лимб выглядел как Гималаи у нас. Правда видел я их только в книжках с картинками Рериха, но, наверно, они.
— Заметит, — убежденно сказала Гейла. — И вряд ли допустит, чтобы кто-то брал на себя этот чудовищный грех. А поскольку в основе его устремления чисты, он проявит себя, чтобы остановить своего «конкурента».
— То есть, так его никто и не видит?
— Потому и называют «Тысячеликим». Он может быть в ком угодно.
— И Кай всерьез верит, что справится со сверхсуществом?
Мне было трудно принять, что в будущем таким стану я. Что должно случиться, чтобы так понесло? Только безумие или приступ хронической тупости. Другого объяснения нет.
— Так же как Тысячеликий верит, что справится с адом. С пониманием, что это абсурдно и невозможно. Но тем не менее… — Гейла пожала плечами.
— С пониманием? Это ж шиза! — воскликнул я. Какой же он псих!
— Это обет бодхисаттвы. Как раз наша новая тема, поэтому внимательно слушай, — сказала она, добавив сталь в голос.
— Новый урок? — обреченно спросил я кивая.
— Скорее знакомство. В моей духовной традиции есть три основных пути. Представь себе лодочника, который захотел пересечь бурное море сансары. Это «шравака». Он может просто сесть в лодку и поплыть на ней сам, чтобы достигнуть нирваны. При этом зная, что насильно никого не спасти, поэтому никого не спасает. Для бегства нужно понимание, что на этом берегу очень плохо. Еще нужна лодка, весла и путь, который кто-то подскажет. Это понятно?
— Жду, про второй.
— Второй — путь бодхисаттвы. Он понял и знает, что тут очень плохо, но дал обещание не сходить на тот берег, пока на этом страдает хоть одно существо. Поэтому перевозит их, сколько может, снуя туда-сюда, как челнок.
— Вот ведь глупец, — мрачно прокомментировал я.
— Как сказать… Скорее всего, такой достигнет нирваны быстрее. Потому что его «лодка» — мотив, который использует, как инструмент. Да, миссия невыполнима, но помыслы возвышенны, благородны, чисты, и он спонтанно достигает нирваны, совершенно к ней не стремясь. Пока шравака изо всех сил борется с течением, ветром и прочим, бодхисаттву несет «парус обета». А обретя просветление, он понимает, что спасать некому и некого. Ведь самого корня сансары — иллюзий и заблуждений в нем больше нет.
— Вот шельма! Так наши Тысячеликий и Кай — хитрецы! — резюмировал я. — Только странно, что для этого оба угробят столько людей. Лучше бы брались за весла, тогда голову морочили бы только себе.
— Ты не понимаешь… — терпеливо возразила мне Гейла. — Мотивы всегда важнее, чем цели. Таков этот путь.
— Да всё я понял! Ты говорила, что есть третий способ.
— Есть, но для него надо много «заслуг». Особых способностей, другим языком. А раз ты здесь, у тебя они есть. — Со значением посмотрела она.
— А у Кайя что, исчезли куда-то? Кому-то их здесь проиграл?
— Даже будучи самым коротким, этот путь может потребовать несколько жизней. Суть в том, что его практик фантазирует, визуализирует себя просветленным божеством или идамом со всеми присущими им атрибутами. И пребывая в таком состоянии, как бы заимствуя то, чего еще нет, обретает чистое видение и понимает, что некому и некуда плыть.
— О, хочу вот такое! Фантазии — это по мне! — воскликнул я. — С чего начинать?
— С того, чем закончили — наблюдай за дыханием, — остудила Гейла мой пыл. — Сиди, дыши, отпускай остальное, не подпитывай энергией блуждающий ум.
— А как же вот эти все сияющие благостью лики просветленных божеств?
— Отпускай это тоже. Просто смотри и дыши.
Глава 22
«Наверху» я провел почти месяц, но домой вернулся, проснувшись, на следующий день. Не сказать, чтобы многому успел научиться. Даже «наблюдай и дыши» получалось с трудом. Ум бастовал, отвлекался, и мысли блуждали, унося в фантазии особого толка, что было понятно, раз Гейла со мной. Ни о каком духовном прогрессе не могло быть и речи, но по большому счету было уже всё равно. Она рядом и этого хватит, а что еще можно желать?