Челноки
Шрифт:
Чертыхнувшись, сплюнул с досады. Злясь больше на себя, чем на нее. Догнать ее я не решился. И ведь не трус. Просто… Просто всё это…
Мистика! Так не бывает!
Раздраженный собственной тупостью, вышел и сел в машину подумать. Есть чувство, что ответ на поверхности, но ускользает. Алчна, циничная Юлька и одухотворенная Гейла — они никак не могли быть одним человеком! Надо еще раз прогнать в уме всё, что известно.
Гейла говорила, что не знает, когда начала Кайя учить. Тогда какое воспоминание выглядит для нее самым первым? Надо будет спросить, но не факт, что ответит. И еще про собаку. Я полагал, что Гейла оборачивалась ей, когда это нужно. Но сейчас та бегает рядом. С собой забрала, когда улетела на «небо»? Определенно у собаки для этого должны быть «благие заслуги», иначе никак.
Если Кай — это я в будущем, то со мной должно что-то случиться. Как и с Юлькой, если она, действительно, Гейла. И что-то очень круто должно ее изменить, а то откуда «благости» этой набраться? А может и нет, мы просто умрем естественной смертью. Неизвестно, насколько разнесены по времени наши миры. К тому же число вариаций, как говорят, бесконечно. Бардо — очень странное место для нас.
Возможно, между этими точками у нас пройдет еще несколько жизней. А тут своего рода кольцо, завихрение времени, связывающее причины и следствия «прямым замыканием» старанием Кайя. Ведь в нашу первую встречу Гейла воскликнула: «у тебя получилось!»
Вероятно, я всё это себе напридумывал, подогнав фантазии в условно логичную схему. Спрашивать Юльку, скорее всего, бесполезно. Скажет, что псих, она ведь не знает. С Кайем встретиться я не могу, мои записки он игнорирует. Возможно, как раз потому, что прошлое знает.
Тогда просто забить, раз уже всё случилось? Все ключи у него. Только удивительно, что Гейла учит его, а не наоборот. Интересно, чем наш «титан» занимался всё это время?
От напряжения голова заболела, а яснее не стало. Я поехал домой и лег на кровать, позволив всему просто быть. Попытки всё изменить или исправить лежат в русле грядущих событий. Хорошая причина для оправдания праздности. Это кино давно уже снято, а нас возят носом по кадрам.
С такой мыслью я и уснул, почему-то уверенный, что в эту ночь меня обязательно вызовет Гейла. Так и случилось.
С каждым годом смерть становится ближе.
С каждым днем мое сердце грубеет.
Я иду за учителем, но моя преданность тает,
Как и благие заслуги, чистое восприятие Дхармы.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Даруй благословение, чтобы мои ум и сердце смягчились.
Я снова где-то в горах. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая их снежные шапки в огненно-рубиновый цвет. Казалось, небеса запылали, изливая последние отблески на величественный и безмолвный ледник. Нежные нити алых лучей тянулись от них через погруженную в сумерки пропасть, чтобы исчезнуть в тени. Западные склоны еще окрашены в яркий багрянец, а восточные темнеют уже в синеве.
Гейла молча стояла рядом со мной, наблюдая, как вечерние тени сгущаются в темных расщелинах, накрывая ослепительно-белое безмолвие снега. Наносы на скалах мерцают алмазными бликами бесконечных снежинок в закатных лучах, а вдалеке громоздятся пурпурные пики, чьи острые вершины режут небо, как жало, проткнув уже гаснувшую ваниль низких туч.
Дыхание стужи сковало реки в долине, спеленав их в гладкие ленты изумрудного льда. Казалось, здесь даже время замерзло и стынет в предвкушении ночи. Безмолвный, ледяной и заколдованный мир. Лишь легкий ветер нежно пробегал по сугробам, вороша снежную пыль. Та вспыхивала мириадами искр, переливалась и гасла, подобно россыпи из самоцветов, украшая последние минуты умиравшего дня.
— Прекрасно, но что мы делаем здесь? — осторожно спросил я, опасаясь очередного урока туммо.
— То, что ты должен, — тихо ответила Гейла, словно боялась вызвать лавину или обвал. — А когда с этим закончишь, дам тебе новый урок.
— С чем «с этим»? — недоуменно посмотрел я вокруг, неуверенный, что кому-то здесь задолжал.
— Слышишь? — На несколько секунд она замолчала. — Шепот ветра? Твоя новая жертва — Борей.
— Шутишь?
— Нисколько. Смотри, сейчас его позову.
Гейла подняла руки и начала плавно ими водить над собой, словно стягивая и собирая пространство в невидимый ком. Над ней возникла устремленная к небу воронка, которая медленно, но ощутимо росла. Проявились очертания воздушного элементаля, который смотрел на нас сверху.
— И как я это должен убить? — шепотом спросил я. — Оно сбросит нас в пропасть!
— Ветер подобен уму — существует, лишь когда движется. Поднимай ловушку для духа. — Она показала взглядом на рюкзак, лежавший у ног.
В нем нашелся сложенный, похожий на чулок, воздушный змей из разноцветных кусков ткани, разделенных вертикальными ребрами. Его поверхность расписана затейливой вязью узоров и мантр, видимо, укрощающих духов.
— А он будет не против? — Опасливо посмотрел я на слегка качавшуюся над нами воронку.
— Нет, — мотнула она головой. — В этом теле Борей достиг потолка своей практики Дхармы. Ему нужно новое. Жнец не палач. Жнет лишь то, что созрело. Всё, что рожается, когда-то умрет, а этот ветер гулял очень долго. Если прислушаешься, услышишь сам его шепот.
Я понимающе кивнул, но в моих ушах был только свист. Но постепенно в нем начал разбирать отдельные слоги. Вскоре мозг окончательно разобрался с модуляцией звуков и, наконец, полилась членораздельная речь:
'Внемли Борею пришелец из нижнего мира! Слушай историю, которая подходит к концу, и не терзайся напрасным сомненьем. В высокогорных ущельях, где воздух был таким разреженным, что каждый вдох был для существ подвигом, жил дикий ветер Борей. Он с юношеским задором носился меж отвесных скал и, кружась в бесшабашном танце, рассыпал по камням бриллиантовые россыпи инея, вздымал с крутых склонов снежную пыль.
Свободный от мыслей, Борей был вольным духом этих диких мест. Не зная оков и преград, с наслаждением парил над долиной и пиками, любуясь нетронутой и дикой природой. Для него не существовало путей и границ — он мчался, куда только хотел.
Но с годами в его буйном нраве стали пробуждаться жажда иных странствий и любопытство. И Борей полетел в другие места. Он взвихрял песчаные смерчи в пустынных ущельях, заглядывал в отверстия древних пещер, где медитировали старые йогины, постигавшие сокровенные истины бытия. Но ветер не мог понять их. Зачем так бездарно и бесполезно они тратят жизнь?