Человечество: История. Религия. Культура Древний Рим

Рыжов Константин Владиславович

Таким образом Ганнибал неожиданно для себя попал в окружение: дорога на Казилин была закрыта; Капуя, Самний и другие союзники в тылу у римлян бесперебойно подвозили им провиант, в то время как карфагенянам грозила зимовка в страшных лесах, среди Формийских скал, литернских песков и болот. Правда Ганнибал очень скоро придумал, как ему выпутаться из этой опасной ситуации. Для осуществления хитрого плана он запасся факелами, набранными по деревням, сухими прутьями и соломой; их привязывали к рогам быков, укрощенных и неукрощенных, которых было много (тысяч около двух) среди награбленной по деревням добычи. Газдрубалу велено было ночью зажечь эту сушь на рогах у животных и гнать их к горам, лучше всего к тем, где засел неприятель.

После захода солнца карфагеняне тихонько снялись с лагеря; быков гнали далеко впереди знамен. Когда подошли к горам, и дорога сузилась, был дан сигнал гнать быков прямо к горам и зажечь им рога. Перепуганные сверкающим на голове огнем, мучимые болью (пламя их жгло по живому), быки словно взбесились. Они понеслись в разные стороны, поджигая вокруг кусты и ветки; казалось, будто горят и леса, и горы; тряся головами, быки только раздували огонь; впечатление было такое, будто во все стороны разбегаются люди. Римские солдаты, поставленные у входа в ущелье, видя над собой и по горным вершинам какие-то огни, решили, что они окружены, и ушли со своих постов. Пока военачальники разбирались в причинах ночной тревоги, Ганнибал благополучно провел свое войско через ущелье. Вскоре после этого диктатор был отозван в Рим для жертвоприношений.

10) Морское сражение в устье Ибера

В начале лета 217 г. до Р. Х. в Испании завязалась война на суше и на море. Газдрубал к кораблям, полученным от брата, добавил еще десять и передал Гимилькону флот в сорок кораблей. Выступив из Нового Карфагена, он повел войско по берегу, а корабли шли в виду земли.

Сципион также посадил на корабли лучших солдат и повел навстречу неприятелю флот в тридцать пять судов. Отплыв из Тарракона, он на следующий день прибыл на стоянку, находившуюся в десяти милях от устья реки Ибер. Высланные оттуда вперед на разведку два массилийских судна донесли, что пунийский флот стоит в устье реки, а лагерь разбит на берегу. Сципион снялся с якоря и двинулся на беспечного, ничего не подозревающего врага. Появление римских кораблей вызвало сильную суматоху в стане их противников. Едва вступив в бой, карфагеняне обратились всем флотом в бегство. Римляне хоть и видели, что суша в руках врага и неприятельские солдаты выстроены вдоль всего берега, не медля погнались за флотом оробевших врагов; все суда, которые не разбились носом о берег и не сели крепко на мель, римляне, привязав за корму, увели в открытое море; из сорока судов взято было двадцать пять. Одной незначительной схватки оказалось довольно, чтобы сделать римлян хозяевами всего побережья. Когда весть об этом распространилась по полуострову, к Сципиону пришли послы от всех народов, живущих по Иберу, и от многих, населяющих самые дальние области Испании: больше ста двадцати народов признали власть Рима и дали заложников.

Таково было положение дел в Испании, когда в эту провинцию прибыл Публий Корнелий Сципион; сенат по истечении его консульства продлил ему власть и отправил к нему 30 военных кораблей, 8 тысяч солдат и много припасов. Этот флот с огромным числом грузовых судов с великой радостью увидели издали граждане и союзники – суда бросили якорь в Тарраконской гавани. Высадив солдат, Сципион отправился к брату; отныне они вели войну, согласуя свои решения и план действий.

11) Фабий и Минуций. Сражение под Гереонием

В Риме тем временем росло раздражение стратегией, выбранной в войне с карфагенянами Фабием Максимом. Два обстоятельства еще увеличили нелюбовь к диктатору. О первом постарался коварный Ганнибал: когда перебежчики показали ему усадьбу диктатора, он все вокруг выжег дотла, а усадьбу Фабия приказал не трогать, чтобы это наводило на мысль о каком-то тайном сговоре. Второй причиной стала победа, одержанная в отсутствии диктатора его начальником конницы.

Ганнибал стоял тогда лагерем под стенами Гереония; город этот он взял и спалил, оставив лишь несколько построек под амбары. Две трети войска он отправил за провиантом, а с третьей – ее он держал наготове – остался на стоянке, чтобы и охранять лагерь, и наблюдать, не нападут ли на фуражиров.

Римское войско под командой Минуция размещалось неподалеку. Заметив, что неприятельские фуражиры разбрелись по широкому полю, Минуций выслал против них конницу и легко вооруженных солдат. Развернулось беспорядочное сражение, в котором пало 6 тысяч карфагенян и 5 тысяч римлян. Ганнибал не осмелился выступить против нападавших: так мало с ним было в тот момент солдат, и он вряд ли отбился бы от врага, напади тот на лагерь. Хотя потери были почти одинаковы, в Рим пришел пустой слух о большой победе и письмо с еще более пустой похвальбой начальника конницы. Римляне радовались нежданному успеху и досадовали на Фабия, который, как им казалось, своей неумеренной осторожностью затягивал войну, позволяя врагам опустошать и грабить римские владения. Враги диктатора поспешили воспользоваться царящим раздражением и внесли неожиданное и противное римским обычаям предложение: уравнять в правах начальника конницы и диктатора

На рассвете созвано было народное собрание. Люди терпеть не могли диктатора и были расположены к начальнику конницы, но не осмеливались предложить то, что было угодно толпе. Недоставало влиятельного человека, который взял бы это на себя. Нашелся только один оратор, высказавшийся за предложение об уравнении власти – Гай Теренций Варрон, претор прошлого года. Был он, пишет Тит Ливий, происхождения не то что скромного, но просто подлого: отец Гая был мясником, он сам разносил свой товар, и сын прислуживал ему в этом рабском занятии. Тем не менее, благодаря своему честолюбию и природному красноречию, он сумел выбиться во влиятельные народные вожаки. Искусно раздувая в своей речи ненависть народа к Фабию, Теренций добился утверждения сенатского постановления об уравнении власти начальника конницы и власти диктатора.

При первой же встрече с Фабием Минуций заявил, что надо установить, как им двоим пользоваться равной властью, и предложил чередовать власть по дням или, если угодно, по большим промежуткам времени. В случае битвы, говорил он, надо оказаться равным врагу силами, а не только замыслами. Фабий решительно не согласился, так как понимал, что у его сотоварища все будет делаться не по расчету, а наудачу. Диктатор заявил, что власть у него не отнята, она только разделена с другим; и сам он, по своей воле никогда не откажется добровольно от командования своей частью войска. Так Фабий добился, чтобы легионы были поделены между ним и Минуцием так же, как делят их между консулами: I и IV командовал Минуций, II и III – Фабий. Поровну поделили также конницу, вспомогательные отряды союзников и латинов. И лагерь начальник конницы пожелал иметь отдельный.

Больше всех радовался такому повороту событий Ганнибал. Он полагал, что с Минуцием у него получится то, что не вышло с Фабием – навязать римлянам сражение. Между лагерем Минуция и лагерем карфагенян располагался холм: занявший его оставлял противника на худшей позиции. Поле между лагерями на первый взгляд не годилось для засад – здесь не росло ни дерева, ни даже кустика; но в действительности, как убедился Ганнибал, в изгибах долины скрывались глубокие расселины, в любой из которых могло поместиться значительное число солдат. В этих укромных местах Ганнибал спрятал – сколько где могло разместиться – пять тысяч пехотинцев и конников. Боясь, как бы засаду на таком ровном месте не обнаружило появление неосторожного воина или блеск оружия, он отвлек внимание неприятеля, послав на рассвете немногих воинов брать тот холм, о котором говорилось выше. Вперед он выслал легковооруженных, за ними сомкнутым строем – конников и, наконец, увидев, что к врагу подходит помощь, выступил против римлян с тяжеловооруженной пехотой. Первыми Ганнибал сбросил с холма легковооруженных солдат, взбиравшихся на уже захваченный им холм; они заразили страхом следовавших за ними конников и добежали до знамен легионов. Среди общего смятения только строй пехотинцев оставался тверд и неустрашим – казалось, начнись теперь правильное сражение, оно не будет неравным (столько духа придало римлянам за несколько дней до этого выигранное сражение). Но вдруг из засады появились карфагеняне: напав с тыла и с обеих сторон, они привели римлян в такое замешательство и такой страх, что ни у кого не оставалось ни мужества сражаться, ни надежды спастись бегством.

Фабий услышал крики перепуганных солдат и уже издали увидел в войске смятение. Он сказал: «Так и есть: судьба ухватила удальца даже быстрее, чем я боялся». Он приказал строиться своим легионам и повел их в бой. Значительная часть солдат Минуция была убита; живые, оглядывались, куда бежать; Фабиево войско явилось на помощь, словно с неба. Прежде, чем войска оказались на расстоянии, какое пролетает дротик, или на таком, когда можно уже схватиться врукопашную, Фабий велел своим остановиться. Солдаты начальника конницы, которые, сломав строй, рассыпались кто куда, отовсюду сбегались в стройные ряды Фабиева войска. Разбитые и свежие легионы соединились и повернули на врага, но Ганнибал дал сигнал отступать, открыто признав таким образом, что, победив Минуция, он побежден Фабием.