Человечность

Маношкин Михаил Павлович

Женька Крылов шагал в ряду притихших товарищей, вдыхая густой аромат созревших трав.

В поле Курочкин остановил строй, повернул к себе. Взводный заметно волновался, а добровольцы с привычным доверием к нему ждали, что он скажет.

— Третий взвод, могем?

Наверное, в ту минуту ничто не прозвучало бы так уместно, как этот забавный вопрос, от которого предстоящее десантникам испытание превращалось в одну из повседневных трудностей.

— Могем, товарищ младший лейтенант!

В полукилометре от них — еще аэростат. Там первый взвод и где-то —

Саша. Может быть, это его парашют ромашкой раскрылся в небе. Парашютистов Женька видел и до войны. Каждое лето восемнадцатого августа покровцы высыпали на замоскворецкий луг. Здесь сходилась вся поющая и пляшущая округа, а Женьку больше всего привлекали планеры. То было время особого преклонения перед полетами в небо, и летчики с парашютистами представлялись ему чуть ли не сказочными людьми. Теперь, конечно, он не так наивен, как прежде, но чувство восхищения человеком, побывавшим среди облаков, у него сохранилось. А вскоре он сам поднимется в небо — не на самолете, правда, а в кабине аэростата, но, в общем, какая разница?

— Крылов, Грачев, Ляликов, Малинин — в кабину!

Вот оно, незнакомое до сих пор ощущение! Земля убегала из-под ног, дно кабины подталкивало Женьку вверх. С высоты земля выглядела еще красивее. Будто свежевымытая, она открывалась взгляду огромным разноцветным ковром — множеством полос, линий, оттенков, темно-зелеными массивами лесов. Воздух чист, горизонт отодвинулся далеко-далеко и потонул в нежно-синей дымке. В глубине этого пространства, над зеленью лесов и полей, блестящими точками застыли аэростаты. Там тоже были товарищи. На подмосковной земле и в подмосковном небе одним дыханием жил целый авиадесантный корпус, маленькой частицей которого был тре

— Вжважодестьсот, — сообщил инструктор. — Пошли.

Кабину плавно раскачивало, и Женьке хотелось обеими руками вцепиться в борт, а именно этого нельзя было делать. Волна страха поднималась, но уже срабатывал незримый тормоз, будто кто-то другой вне Женьки Крылова напомнил ему: «Один шаг, и все будет позади!..» Женька шагнул. Динамический удар встряхнул его, выровнял, над головой красиво опрокинулась вверх дном матовая чаша парашюта, а в небе уже звенели голоса:

— Ого-гоо-ооо… Э-эей!..

Удивительное состояние! Ни страха, ни тревоги, никакой скованности. Каждая клетка тела ликовала, и было жаль, что так быстро приближалась земля. Толчок. Женька встал на ноги, отстегнул лямки парашюта. Грачев приземлялся, Ляликову оставалось метров двести, Малинин только оторвался от аэростата…

Обратная дорога в лагерь. Курочкин весело шагал впереди, не обращая внимания на шумное оживление в строю.

— А я как глянул вниз — коленки затряслись. Закрыл глаза — будь что будет.

— Кальсоны проверил, Федь?

— Цыц, паршивец!

Женьке Крылову приятно было сознавать, что его личные ощущения совпали с ощущениями товарищей. В этот день добровольцы приобрели крупицу нового опыта, а сами остались теми же — по-человечески обыкновенными.

* * *

Три дня длились батальонные стрельбы. Особый интерес

вызвали у всех автоматы ППШ: с ними добровольцы высадятся в немецком тылу. Каждому хотелось иметь это компактное и мощное оружие. Но когда Курочкин огласил боевой расчет взвода, Женьку Крылова постигло разочарование: его назначили пулеметчиком. Неожиданно для себя он показал лучшие результаты в стрельбе из ручного пулемета. Из винтовки лучше всех стрелял Переводов — его в тот же день откомандировали на краткосрочные снайперские курсы.

Сашу Лагина тоже назначили пулеметчиком. И здесь Женька и Саша шагали наравне.

* * *

Каждый день приносил что-нибудь новое, даже неожиданное.

В поле, исхоженное третьим взводом вдоль и поперек, валом валил весь десантный батальон.

Роты выстроились на опушке леса, подъехали комбат и комиссар.

— Батальон, слушай мою команду! Р-равняйсь! — старший лейтенант Босых, командир первой роты, легко двигался перед притихшим строем. — Ир-рно! Товарищ майор, вверенный вам десантный батальон для тактических учений построен! Докладывает…

— Здравствуйте, товарищи десантники!

— Здр-расть!.. — рявкнуло в ответ.

— Командиры рот и других подразделений — ко мне!

Через несколько минут добровольцы узнали, что на занятиях будут использованы боевые гранаты.

Перестроив батальон так, что роты образовали тесное полукольцо, комбат поднял правую руку с гранатой. Левая рука у него была уже не на перевязи, и он свободно пользовался ею.

— Граната РГД, — громко и отчетливо заговорил он, — предназначается для наступательного и оборонительного боя! Радиус поражения без оборонительного чехла — пять метров. Все знают?

— Все-е!

— Это значит, что в наступательном бою гранату бросают, не замедляя бег! Ясно?

— Яс-но-о!

— Наблюдайте за мной.

Комбат вставил запал, взвел гранату, широко размахнулся, бросил и побежал вслед. Ряды десантников затихли. Женька Крылов видел летящую гранату и спешащего к ней комбата. Казалось, еще чуть-чуть, и его разорвет на глазах у всего батальона. Но раздался глухой удар, а комбат продолжал бежать, поравнялся с рассеивающимся дымком, оставил его за спиной.

По рядам пронесся вздох облегчения.

Вот это высший класс! Комбат отряхнулся и шел назад, слегка побледнев от бега и волнения. Добровольцы смотрели на него, и в глазах у них отражалось преклонение перед комбатом.

Он снова стоял на прежнем месте, спокойный и уравновешенный.

— То, что вы видели, должен уметь каждый боец Красной Армии, а десантники тем более! Ясно?

— Я-яс-но-о!

— Первая рота — на исходную позицию!

Это было волнующее зрелище. С опушки хорошо просматривалось поле. Первая рота короткими перебежками надвигалась на линию окопов, знакомых третьему взводу по тренировкам с Курочкиным. Старший лейтенант Босых покрикивал, выравнивая вмятины ротной линии. Перед окопами рота вытянулась почти в прямую. Взмахнули руки, вся цепь одновременно ринулась вперед.