Человечность
Шрифт:
— Так, мимоходом, — скрытничал Саша. Этого Женька стерпеть уже не мог.
— А ну, выкладывай! — он попытался уложить Сашу на лопатки, но не сумел и начал искать пути к отступлению, а в это время раздался веселый голос Седого:
— Сюда! Первый взвод бьют!
Первый взвод был тут как тут, и, кроме того, сюда приближалась почти половина третьего взвода, явно отвыкшего от праздного времяпровождения.
— А то вот еще курочка, — повествовал Бурлак. — Завернешь в лопухи и — в золу, а сверху угольков…
— Мы так рыбу пекли, — начал было рязанец Ванюшин. — Выберешь покрупнее…
—
Первый взвод шумно приветствовал Бурлака, который сиял добродушием.
— Феде!
— Куда гуляем?
— Может к сестричкам завернем, Федь?
— Подышать маленько, — чистосердечно признался Бурлак, — косточки погреть.
На Сашу он смотрел прямо-таки с материнской нежностью: проработав три года лесорубом, он особенно ценил в человеке физическую силу и выносливость.
— Жмых, что ли, делите? — засмеялся Грачев.
— Мы тут с Крыловым поспорили, что Феде нашего Лагина не одолеть, — и глазом не моргнув, выпалил Седой.
Хитрюга, сказав это, он рисковал нарваться на неприятности. Но Седой вообще любил рискованные забавы.
Однажды весной он из озорства с километр проплыл на льдине, пока его не подобрала осводовская команда. Он закалял тело и дух по собственной программе: прыгал с балкона второго этажа, из дверей пригородного поезда, мчавшегося во весь дух, купался, едва Клязьма очищалась от льда.
Деятельный ум Седого постоянно жаждал движения и обновления. На занятиях, где повторялись команды и жесты, которые Седой усваивал с первого раза, он нередко прибегал к различным импровизациям, хотя они доставляли ему главным образом неприятности. В конце концов лейтенант Королев, убедившись в феноменальных способностях Седого, стал смотреть на его выходки сквозь пальцы.
Теперь Седой задумал столкнуть друг с другом Лагина и Бурлака. Лагин агрессивными склонностями не обладал, а если бы и обладал, то все равно мало проку в том, чтобы напустить такого громилу на коротышку Бурлака. Вот если бы наоборот — Бурлак напал на Лагина. Но как сдвинуть с места этого медведя? Ему любые намеки как от стенки горох.
Только Женька знал, как легко воспламеняется Саша. Знал и побаивался единоборства. Саша — богатырь, но посмотришь на Бурлака, и оторопь берет: по сравнению с ним даже Саша вроде жидковат. Добавь Бурлаку роста — и будет настоящий дед Савелий или дядя Степан. Женька не хотел, чтобы Саша и Бурлак померились силой. Это не прошло бы так. Кто-то одержал бы верх, и тогда один из них утратил бы частицу своей исключительности, своей такой хорошей веры в себя. Женька боялся, что Саша примет игру Седого: в свои восемнадцать лет Саша жил как хмельной от наливающейся в мускулы силы. Дед Савелий нарадоваться на него не мог. Случалось старику захмелеть — он по-своему прихвастнуть любил. Вынесет подкову и предлагает разогнуть. Желающих всегда хватало, только мало кто мог. А Савелий и в шестьдесят с лишним сгибал и разгибал. Дядя Степан в таких состязаниях участвовал редко — если находился силач, с которым можно было потягаться. Зато Саша легко и охотно гнул подковы…
Женька взглядом показал ему, что борьбы — не надо, и успокоился, увидев, что Саша не будет бороться. Ну а Бурлак хотел
— Мы за бугор, — пояснил он, — от начальства подальше.
Саша, Женька и Седой остались втроем.
— И хитрюга же ты, Седой, — упрекнул Женька.
Седой посмеивался: неудача ничуть не расстроила его.
— Смотри, Лагин, твоя светленькая идет!
Женька привстал: от барака к замаскированному сетью орудию шла девушка в гимнастерке и юбке. Из-под пилотки выбивались светлые волосы. Седой помахал рукой, девушка замедлила шаг, глядя в их сторону, потом заторопилась и исчезла под маскировочной сетью.
— Пойду искупаюсь, — решил Седой. Женька и Саша с минуту лежали молча.
— Это правда, Саш?
— Может быть.
— Ты… ходил в барак?
— Нет. Наш взвод работал, а девчата неподалеку копали. Мы им немного помогли, пока Королев не прогнал…
Саша умолк, а Женька обдумывал эту несложную ситуацию. Случайная встреча, и люди знакомятся. А если бы ее не было, они прошли мимо, не узнав друг друга. Зыбко все как-то.
— Как ее зовут?
— Галя.
Светленькая девушка в гимнастерке теперь тоже войдет в Женькину жизнь. Все Сашино — это и Женькино, только по-иному.
Галя опять появилась на тропинке — Саша и Женька пошли ей навстречу. Галя поздоровалась первая и вспыхнула румянцем. Женьке она показалась простенькой и слишком понятной. Его идеал был иным: незнакомка под вуалью или без вуали, со жгучими бездонными глазами, немного томная, с плавными движениями, чистыми линиями длинного платья, непонятная. А эта была обыкновенная. Пилотка, гимнастерка и юбка выцвели на солнце, ноги в грубых кирзовых сапогах.
— Женя, тот самый.
Галя подала маленькую, огрубевшую от работы руку и тут же спрятала ее за спину, словно боялась, что они увидят ее. «А симпатичная, — подумал Женька, — похожа на тетю Лизу…»
— Мне надо идти, у нас строго.
— У нас тоже, — рассмеялся Женька, понимая, что он здесь лишний, но нужный для них обоих.
— Ну, я пойду.
Женька увидел, что они без слов разговаривали друг с другом. Теперь он заметил в Гале безыскусственное изящество и прямо-таки сразившую его доверчивость: настоящая таинственная незнакомка в кирзовых сапогах!
Саша и Женька тоже повернули к казарме.
— Говорить? — поинтересовался Женька.
— Не надо.
— Везет же людям!
В ответ Саша надвинул ему на глаза пилотку. Нет, ничто не стояло между ними, кроме незрелых Женькиных гипотез. Встреча Саши с Галей побудила Женьку Крылова взглянуть на армию с неожиданной точки зрения: оказывается, и здесь можно быть счастливым.
Во время утреннего осмотра старшина Вышегор объявил:
— Футболисты, выйти из строя!
После таких прозаических вещей, как осмотр на вшивость, команда старшины вызвала в строю бурное веселье: слишком уж потусторонним и легкомысленным представлялся футбол. Когда Женька Крылов стоял вне строя, вся рота хохотала. Вышегор сам не сдержал улыбки, Добрынин тоже ухмылялся в свои усики, и ротный посмеивался. Женька взглянул направо и налево: в таком же бедственном положении находились Переводов и Седой.