Человек без надежды
Шрифт:
Это походило на угрозу, однако Микаэле было все равно. В голове крутилось только одно: она остается в Городе Два! Ради этого, как раньше ради возможности стать «мертвецом» и получить чип, она готова была стать лучшей из лучших.
— Ну что ж, тогда будем считать, что мы договорились, — Стефан Кройчет удовлетворенно кивнул и снова взялся за вилку и нож. — Пожалуйста, угощайтесь. После завтрака Густав покажет вам капитанский мостик и каюты комсостава, в том числе и ваш кабинет. Жить вы сможете в любой части Города, где пожелаете, но обычно мои заместители предпочитают поселиться поближе — можно прямо в административной части, здесь вполне комфортабельное
Микаэла, легко управляясь одной рукой, с удовольствием ела удивительно вкусный листовой салат (изрядно потрепанный ее нервной вилкой, но ничуть от этого не испортившийся) с маленькими помидорками и мягким сыром, сбрызнутый какой-то острой заправкой. После того как она осознала, что никто не собирается забирать у нее чип и высылать в Пустошь, аппетит к ней вернулся. Вообще все происходящее больше всего походило на чудесный сон, и больше всего Мика боялась проснуться. Командор продолжал рассказывать о тонкостях работы, постепенно посвящая Войцеховскую в вопросы функционирования службы безопасности «Одиннадцати»…
Первое время было трудно. Почти невозможно, но для человека, выросшего в Пустоши, не существует ничего невозможного. А для того, кто выбрался оттуда и не желал возвращения или смерти, — тем более. Ей было всего двадцать четыре, и у Микаэлы был лишь тренировочный опыт космопилота, и новоявленные подчиненные, многие из которых были старше девушки в два раза, а некоторые — и вовсе на поколение, с трудом принимали новое начальство, хотя бывший лидер службы безопасности — Израэль Вайс — лично представил ее своим людям и объявил о том, что признает Войцеховскую полноценной преемницей.
Этот неприметный пожилой человечек с обширной лысиной, улыбчивым лицом и проницательными глазами сначала и сам отнесся к девушке без особой приязни. Его прозвище «Старый Лис» было известно всем на «Одиннадцати», причем получил он его задолго до того, как возраст стал позволять называть Вайса старым. Микаэле пришлось потрудиться, прежде чем Израэль по — настоящему признал ее «своей» и отрекомендовал сомневающимся подчиненным. Он же помог ей и войти в курс большинства дел службы безопасности.
Ей пришлось с первых же дней продемонстрировать наиболее жесткие черты своего характера. Подчиненные, в связке с которыми ей предстояло работать, то и дело проверяли Войцеховскую «на прочность», и, хотя первоначально она хотела прослыть скорее либеральным, чем суровым руководителем, жизнь быстро заставила пересмотреть эти планы. Не прошло и года, как к Микаэле прочно прикрепилась кличка «Железная Микки». Зато, испытав новую начальницу и убедившись, что с ней шутки плохи, люди стали ей подчиняться, а через некоторое время — и признавать в ней настоящего лидера.
Главным козырем Микаэлы стала почти фанатичная приверженность порядку. Она не только устанавливала законы, но и строго следила за их соблюдением, жестко пресекая малейшие попытки выйти за рамки установленных правил. Войцеховская работала на износ и гордилась тем, что никогда не требует от своих людей большего, нежели от самой себя. Ей привыкли не просто подчиняться — доверять: знали, что Микаэла своих не бросит, не подставит, прикроет при необходимости даже перед суровым командором. Служба безопасности заработала по — новому, и Стефан Кройчет был настолько ею доволен, что не вмешивался в функционирование ведомства Войцеховской.
Вот так она и стала одной из легенд «Одиннадцати»: девушка, выросшая в Пустоши, ставшая «мертвецом», но избежавшая верной гибели в очередной бесплодной экспедиции, спасшая жизнь командору и в двадцать четыре года вставшая во главе одной из самых серьезных служб ковчега. Микаэла Войцеховская в полной мере использовала выпавший ей шанс. Десять лет спустя она входила в десятку наиболее могущественных людей «Одиннадцати» и считалась не только одним из заместителей, но и доверенным лицом командора. Никто и не подозревал, насколько все это было ею выстрадано, но она все же считала, что результат стоил затраченных на него усилий.
Их выпуск летного отделения номер три вообще оказбылался богатым на легенды. Леннокс Норте, заменивший Войцеховскую на борту одного из челноков, стал одним из немногих «мертвецов — возвращенцев». Он оказался единственным уцелевшим человеком в экспедиции. Вернулся через двадцать два дня после отправления на Дельту-127 абсолютно седым. Планета оказалась не столь гостеприимна, как рассчитали ученые, дистанционно проанализировав почву, воду и воздух. Экспедиция даже не добралась до поверхности — во время входа в атмосферу корабли были атакованы неизвестной формой жизни в виде огненных шаров. Поскольку произошло это не сразу, то суда оказались достаточно далеко в атмосфере и вынуждены были принять навязанный бой. Последним приказом руководителя экспедиции стало отступление. Но из всех челноков — космолетов, рванувших прочь от Дельты-127, выйти из атмосферы удалось только одному — подбитому кораблю, который пилотировал Ленни. Больше не спасся никто: ни транспортники с учеными на бортах, ни грузовики с аппаратурой для исследований, ни остальные суда сопровождения.
Леннокса встречали как героя. А он, когда вскоре после возвращения встретился с Микаэлой, сказал, что не чувствует ничего. Когда летел туда, было радостное возбуждение. Когда вошли в атмосферу Дельты-127 и вокруг стали разрываться огненные шары — страх. Когда еле полз на подбитом космолете с единственным оставшимся двигателем — усталость. А когда оказался снова на борту «Одиннадцати», не осталось ничего. «Космос выпил меня, Мика, — проговорил за двадцать два дня поседевший и повзрослевший двадцатичетырехлетний мальчишка, вчерашний „мертвец“, после возвращения обреченный на пожизненный почет и спокойствие. — Выпил до дна и ничего не оставил. Раньше я мечтал о звездах и надеялся однажды найти нам новый дом. А теперь… Ты не представляешь, как я все это ненавижу!..»
Да, этой живой легенде «Одиннадцати» пришлось гораздо хуже, чем Войцеховской, но их имена часто вспоминали вместе. Она стала для людей символом надежды на то, что можно стать «мертвецом» и не уйти. Он — что можно уйти и вернуться. Мужчина и женщина, обманувшие смерть, двое живых «мертвецов», чьи имена знал каждый ребенок в десяти Городах «Одиннадцати», а возможно — и в отверженной Пустоши. Микаэла не желала такой славы, но она была много лучше посмертного почета, если бы ей пришлось сложить голову на Дельте-127 или любой другой планете в составе исследовательской экспедиции. Хотя у нее по — прежнему не нашлось времени или желания, чтобы найти себе достойного мужчину и родить от него детей — жизнь лидера службы безопасности принадлежала командору и «Одиннадцати», и молодая женщина плохо представляла себе мужчину, который с этим бы смирился, а еще хуже — что такой мужчина может показаться ей привлекательным…