Человек без собаки
Шрифт:
Ну что ж, солгу на голубом глазу, буду держаться до последнего. Как договорились… а все же, куда мог подеваться Хенрик?
Он посмотрел на тоскливый рисунок обоев и почувствовал неприятный холодок в животе. Куда мог деваться Хенрик?
Странно… и, что там скрывать, страшновато. Что с тобой случилось, Хенрик?
Он словно ждал, что на обоях появится ответ, скажем, проступят белые буквы «сейчас приду». Но обои оставались такими же зелеными, а светлые полоски выглядели еще гаже, чем обычно.
— Кристофер, нам надо все выяснить
— Конечно, — сказал Кристофер.
— Хенрика нет, и мы не знаем, где он.
Кристофер попытался одновременно кивнуть и покачать головой, чтобы таким образом выразить абсолютную готовность правдиво ответить на все вопросы.
— Похоже, что он ушел очень рано утром или?..
Кристофер не стал заполнять возникшую паузу.
— …или ночью, — закончила Эбба.
— Не знаю. Я ничего не заметил ни ночью, ни утром. Очень крепко спал сегодня.
Мама Эбба посмотрела на него пронизывающим стальным взглядом, но он, как ему показалось, выдержал этот взгляд. Сейчас он, по крайней мере, не чувствовал себя на скамье подсудимых, и это облегчало задачу. Намного облегчало.
— Он ничего тебе не рассказывал?
— О чем?
— Не знаю, Кристофер. Может быть, собирался уйти куда-то на пару часов.
— Нет… ничего такого он не говорил.
— Ты уверен?
— Конечно.
— Но у меня такое впечатление, что ты…
— Что — я?
— Что ты не особенно удивлен его отсутствием.
— Как это?
— Мне кажется, ты не удивлен его отсутствием, и это странно… и я пытаюсь понять, почему ты не удивлен.
Это был опасный выпад, и он парировал его единственным возможным способом:
— Не удивлен? Не понимаю, о чем ты говоришь. Я понятия не имею, куда делся Хенрик, и удивлен точно так же, как и все.
Она помедлила секунду и отступила. Прямая атака не удалась.
— Хорошо, Кристофер. Я тебе верю. И все же… попробуй вспомнить, может быть, он что-то сказал? Или намекнул? Любая деталь важна. Вы же наверняка болтали о всяких мелочах.
Кристофер прикусил нижнюю губу, изображая напряженную работу мысли.
— Нет… нет, мама, ничего такого не припомню.
— Как тебе показалось, Хенрик… не показался ли он тебе немного странным в эти дни? Вы же не виделись всю осень. Тебе не приходило в голову, что он изменился?
Прямое попадание, мамочка. Если бы ты только знала, насколько изменился твой любимчик, тебя бы удар хватил. И когда-нибудь… может, когда-нибудь и придет такой момент, когда я смогу все это высказать.
— М-м-м… да нет, — сказал он вслух. — Нет, странным он мне не показался. Скоро явится, и все выяснится. Может быть, он решил, что вы собираетесь ехать после ланча. Или пошел покупать рождественские подарки.
Эбба, казалось, некоторое время обдумывала предложенную Кристофером версию, но потом вновь пристально уставилась на сына. Но тот был непоколебим.
— О чем вы говорили вчера вечером?
А это уж не твое дело, госпожа прокурорша, сформулировал он и внутренне усмехнулся.
— Ни о чем особенном. Он сказал пару слов про Упсалу.
— Вот как? И что же он сказал про Упсалу?
— Что учиться интересно, но довольно трудно.
— Он упоминал Йенни?
Кристофер подумал.
— Разве что так, мальком.
— Мельком.
— Что?
— Мельком. Ты сказал — мальком. Малек — это малек, а мельком — значит, мимоходом.
— Извини.
— Неважно. И ничего другого?
— В смысле, о чем мы говорили?
— Да.
— Немного о дяде Роберте.
— В самом деле? И к какому же выводу пришли?
— Ни к какому. Разве что он ведет себя как-то странно.
— Еще бы, — буркнула Эбба. — Но это к делу не относится. На сегодняшний день меня мало интересует ваше мнение о моем брате. Но если вспомнишь что-то насчет Хенрика, то мы — и я, и папа, и дедушка, и бабушка — настоятельно просим, чтобы ты с нами немедленно поделился.
— Конечно. — Кристофер изобразил легкое возмущение, и, по-видимому, ему это удалось. — Ты что думаешь, мне не хочется поскорее отсюда уехать? Знал бы что-то, тут же сказал.
Она сделал короткую заключительную паузу.
— Хорошо, Кристофер. Я тебе верю.
И Эбба вышла из комнаты.
Болван, болван, старый болван, подумал Кристофер, когда за матерью закрылась дверь. Где тебя носит?
Он посмотрел на часы. Без одной минуты двенадцать.
В два часа снова пошел снег. В доме Германссонов только что закончился ланч — истербанд [34] с тушеной картошкой; Карл-Эрик очень любил это блюдо, но сегодня ел без аппетита. Впрочем, аппетита не было ни у кого. Ели едва ли не в полном молчании, потом перешли в гостиную пить кофе с пончиками, но и там продолжали молчать. Кристофер кофе не пил. Он прихлебывал рождественский муст и изучал выражение лиц взрослых. Что, интересно, у них в голове? Он угадывал раздражение, недоумение, тревогу. Фрустрация — вспомнил он ученое слово. Все вопросы, которые можно задать, уже заданы, и никому не хотелось начинать по второму кругу. Все догадки, все рассуждения были пережеваны раз десять. Машину уже загрузили, она стояла в полной готовности перед воротами гаража. Проблема была только в том, что один из пассажиров исчез.
34
Истербанд — вид копченых сарделек с начинкой из свинины, сала, ячменной крупы и картофеля.
Страх. Пока еще никто не упомянул это слово. Никто не хотел его произнести, держали под замком, но Кристофер ясно чувствовал, что его преимущество перед остальными, преимущество знания, постепенно исчезает — ему тоже становилось все страшней и страшней. Конечно, он знал больше, чем другие. Он знал, что Хенрик ночью ушел на тайную встречу с любовником по имени Йенс (хотя полной уверенности у него не было: откуда в Чимлинге взяться Йенсу?). Ушел и ушел, но почему он не вернулся утром или хотя бы к ланчу? Этот вопрос становился все более навязчивым с каждой минутой.