Человек из очереди
Шрифт:
А дождь себе льет, и тускло, лишь несколько фонарей горят вдоль шоссе, и тогда Жеке стало ясно, что нужно сделать, чтоб проявить как-либо себя. Ну, чтоб обида-то не задушила его. Да, ему плохо, и ей пусть будет так себе.
И вечером, часов в десять, Жека прокрался к телефонной будке у магазина. Огляделся, нет ли кого. Ну, как шпион. И набрал ноль-три. Ну, скорая помощь. И испуганно так заверещал — ой, скорее, жена рожает. Да, первые, да, в срок, а как же. Фамилия? Моторина. Антонина.
И медленно вернулся домой. Попетляв, понятно, по деревне. Посчитал — это сорок минут. Чухаться не станут, сразу
Дворы разделялись забором, и Жека сел на лавочку, в зелени. Он не замечал дождя и курил, все маясь от обиды.
Машина с красным светящимся крестом появилась внезапно. Она посигналила, человек прошустрил по соседскому саду и забарабанил в двери.
Ну, переполох в доме, это как и положено, и испуганный голос Веры Ерофеевой, да кто там, ответ — скорая помощь, кому и быть, если звали. Самое то. Чтоб людей ошарашить. Да мы и не звали. Так ведь роды спешные. Муж вызывал. Да какие роды и какой муж, если она к праздникам только замуж собирается. А мы не звали — это Тоня появилась. Это все наши хулиганы, сказала Вера Ерофеева. Хороши шуточки, два часа ухлопаем, устало сказала докторша.
А Жека сидел, боясь шелохнуться. Тут уж он курить не стал — как бы огонь не заметили. Отомстил, однако.
Что случилось, соседка? Это крикнул Жекин отец, возвращающийся с фермы. Кто заболел? Ну, Вера Ерофеева крикнула ему, так, мол, и так, это наши паразиты решили пошутить. Думаю, не ваш ли Жека. Тоже паразит порядочный, на него как раз и грешу.
Машина уехала, и тут Жека услышал всхлипы. Да за что же, тетечка, что я им сделала, сквозь всхлипы прорвался Тонин голос. Ладно, пойдем в дом. И не реви ты, все равно тебе здесь не жить. Но какие паразиты! Раньше ворота бы дегтем мазали.
Они ушли в дом.
По саду прошел отец Жеки, и он увидел сидящего на лавочке сына. Ты? Я. Так тот как рванет сына за ворот куртки, чуть не оторвал ворот, как даст Жеке по шее, да еще и пенделя добавил, так что Жека отлетел к крыльцу. За что, батя? Знаешь, за что! Да мне же больно. Тебе больно? А девочке не больно? Ты об этом подумал?
А ведь как-то и не подумал. Отомстил и отомстил.
Отец ушел в дом, а Жека, оставшись один под дождем, от боли и обиды заплакал.
Радикулит
Андрюха Поданов свою жену Зину звал тигрой, а Зина его звала ханыгой.
Тут разница некоторая есть: он ее звал тигрой по делу — ну, она главная в семье и рычит, если Андрюха где-либо малость задерживается или несет в дом чашу не очень-то полную; Зина же Андрюху ханыгой называла совсем напрасно — он никого особенно на горло не брал, если что и заначивал, то только с халтуры, а если выпивал, то как все и не более того, и только на свои.
Ну, это ладно, не в прозвищах дело.
А дело в том, что Андрюха — плотник на строительстве, то есть он как бы строитель, а на строительстве работать надо. Если ты доску не поднимешь, то она сама на место никак не ляжет. Это понятно.
И вот однажды прихватил Андрюху радикулит, то есть так поясницу скрутило, что не только доску поднять, а и дух-то из себя Андрюха был не в силах вывести. Он и без того, Андрюха, так это ходил на полусогнутых, словно краб какой-то — это у него тело такое большое, раздавшееся, ноги и не могут его прямехонько носить, подгибаются и кривятся. За косолапость ему от жены попадало — обувь ведь как стаптывается, две недели — и нет каблука. Ладно, не в обуви счастье, а в работе.
А на работу не доползешь на карачках. Ну, полежал Андрюха дома, а потом его в больницу упекли.
Там он провалялся месяц, уколы ему разные делали, поясницу грели, даже какой-то доцент медицинских наук приезжал полюбоваться на его спину, и вот однажды Андрюха разогнулся, пополз по отделению да и пошкандыбал в больничный двор.
Смотрит, а навестить его идет Серега, братан его меньший, на два года моложе, ну, брат меньший, если Андрюхе сорок один год, то Сереге — это чего же такое будет, а это тридцать девять выходит. То есть молодняк. Их за родных братьев никто не признает — ну совсем не похожи, Андрюха здоровяк такой, волосан и храпун, а Серега — шибздик — да и все тут, тощий, звонкий, суматошный. Ну, братка меньший.
Там, яблочки, то-се, осень ведь стоит, но уж к дождичкам бесперебойным поближе, ну там слово за слово, афули-мули-алям-пам-пули, но видит Андрюха, что Серега сегодня какой-то особенно притруханный и по карманам чего-то шарит — вошкотню устраивает.
Андрюха так и говорит:
— Хватит тебе вошкаться, братан, — так это уверенно говорит, мол, хватит вошкаться.
А тот-то глазами суетится, все ручонками перебирает, тогось-сегось, как бы это, слушай, эт самое.
Ну, он так это потыркался, помычал, и понял Андрюха, что Серегины дела плохи.
Они ведь трудовые люди, братья и вечерами иногда ставят людям краны там, бачки, капель, унитазы иногда меняют, Серега ведь слесарь-сантехник. Ну, он что с работы стибрит, да и со стройбатовцами связь налажена, а главное ведь — людям бачки эти ставят, а не псам шелудивым. И всем хорошо: у людей новый бачок и кафель в ванной (да это по божьим ценам, братаны ведь с кой-которой совестью, они ведь не какие-нибудь клыки моржовые), а у братьев денежка есть на свои внесемейные заботы.
Ну, годами все и сходило. А тут Серега зарвался (это потому что один работал, без Андрюхиной рассудительности ему скорая погибель), и на работе хапнул лишнее, а тут комиссия какая-то, в общем, мямлить тут нечего, нужна Сереге сотня, а иначе подведут его под приказ и с работы турнут. А где ему эту сотню взять, если у него жена Рая и двое детей. У Андрюхи тоже двое детей, но ведь его Зина в сравнении с Райкой тихоня на сливочном масле. Тигра покричит и отойдет, а Райка отлупит так, что две недели фонари будут гореть.
— Ладно, не сыпь горохом. Что-нибудь придумаем.
Но сказать-то оно можно, а что придумаешь, если лежишь в больнице. Братану-то сотня нужна, а не утешения вроде — выше голову и грудь пошире раздувай.
Но уж как с детства взял он манеру братана опекать и тыкать долгим влажным носом в малолетнее растяпство, так уж всегда позицию эту выдерживал.
— Придумаем, — сказал решительно, мол, до завтра что-нибудь и сообразим.
Сказать-то все можно, а только где деньги достать. Если б человек только подумал, а тут уж и денежки с неба шелестят, вот это другое дело, тут Андрюха давно миллионером стал бы.