Человек, который хотел понять все
Шрифт:
Комбинезон Франца промок насквозь.
– Ну, может, теоретически я и мог бы пробраться из карцера к главному посту незамеченным, – он замолчал и секунд пять слушал пульсировавшую в висках боль. – Но, во-первых, это исключительно маловероятно – чтобы второй охранник не смотрел в сторону карцера, зная, что его товарищ ушел туда ночью по срочному вызову. А во-вторых, я этого не делал, и доказать обратное никто и никогда не сможет.
Он посмотрел по очереди на сидевшие перед ним три черные фигуры.
– Продолжайте, подследственный, – произнес Добряк ничего не выражавшим голосом.
Подавив непрерывно усиливавшееся чувство безысходности, Франц продолжил:
– Потом 24-ый перенес тело первого охранника из изолятора в коридор и спрятал его в стенном шкафу.
– Каким образом в изоляторе не осталось следов крови? – злобно пробасил Злыдень.
– Если держать труп сидя, прислоненным к стене, то кровь из перерезанного горла будет впитываться в переднюю часть мундира и не попадет на пол.
– Значит, 24-ый попросил охранника сесть на пол и прислониться к стене – и лишь потом зарезал его? – усмехнулся Скептик.
– Даже если кровь и брызнула на пол, в изоляторе есть умывальник, и все следы ничего не стоило убрать.
– Я в это не верю, – это сказал Злыдень.
– Ваше право, господин Следователь, – сделав паузу в ожидании дальнейших придирок (их не последовало), Франц продолжил: – Затем 24-ый проник в квартиру Наставника, убил его и завладел автоматической винтовкой.
– Каким образом? Все огнестрельное оружие хранится в запертом сейфе – чтобы открыть его, нужно знать шифр, – это сказал Скептик.
– Он мог пригрозить Наставнику и заставить его выдать шифр.
– Этого не могло быть, подследственный: все указывает на то, что преступник убил Наставника сразу же, как проник в его апартаменты.
Франц на мгновение задумался.
– Ну, тогда Наставник, в пьяном виде, мог забыть запереть сейф после того, как выдал оружие охранникам.
– Это тоже маловероятно: охранники-то были трезвы и указали бы ему на просчет.
– Они могли не заметить, господин Следователь.
– Ну, хорошо, продолжайте, – неожиданно сдался Скептик.
Добряк и Злыдень промолчали – победа пришла к Францу подозрительно легко.
– Далее, 24-ый проник (с помощью ключей, взятых у охранников) на территорию Потока и расстрелял всех заключенных, кроме 12-го и 16-го; а последних, угрожая оружием, отвел к карцеру, приказал им лечь на пол и перерезал им глотки. Потом перенес тела в карцер и уложил на кровати – вся операция не должна была занять более десяти секунд.
– А вы даже не проснулись? – язвительно поинтересовался Скептик. – Крепкий сон – признак чистой совести.
– Проснулся, господин Следователь, но не сразу, и поскольку трупы были укрыты с головой простынями, ничего не заметил.
– Вы поразительно ненаблюдательны, мой друг.
Франц промолчал, не желая тратить силы на бесплодные препирательства.
– Я уснул опять; а 24-ый, вернувшись в камеру, обнаружил, что некоторые заключенные не убиты, а только ранены, и дострелял их.
Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли головы.
Добряк резко спросил:
– Откуда вы знаете?
– Что знаю?
– Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?
– Догадался по пороховым отметинам на их телах – их приканчивали одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была переключена на одиночный бой.
Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц продолжал:
– После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он понимал, что рано или поздно я обязательно туда приду). Он спрятался в спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил. Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не поверил, что он сумел меня одолеть.
– И он не испугался оставить нож? – недоверчиво спросил Добряк. – Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда б он не имел ни одного шанса. – Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно закивали головами.
– 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих пальцев – он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо, собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно – что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что справится со мной голыми руками… и, кстати, справился бы, если б мне под руку не подвернулся тот камень.
Скептик поднял голову.
– Я должен предупредить вас, мой друг, – с лицемерной заботливостью сказал он, – что следов крови 24-го на камне не обнаружено – только мозги и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.
– Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем, господин Следователь?
– Конечно же нет, подследственный, – снисходительно улыбнулся Скептик. – Я отлично знаю, что он был застрелен.
– Так в чем же тогда дело? – на этот раз Франц решил настаивать на своем.
– Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на камне.
– Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, – сказал Скептик с напускным сожалением, – что даже самые незначительные детали вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.
Отвечать на это Франц не стал. Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед ним.
Наконец Добряк шевельнулся и спросил:
– В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на описании действий 24-го…