Человек с разрушенных холмов
Шрифт:
Поскольку я стоял в тени, Энн Тимберли не заметила меня, когда входила в школу, чему я очень обрадовался. Я достал свой дорогой, сшитый на заказ черный костюм из тонкого сукна и надел очень элегантные воскресные сапоги, начищенные до блеска, а также белую рубашку и узкий черный галстук.
Энн была прекрасна. Честное слово – она была прекрасна и сдержанна; когда она величаво вошла в школу, никто не сомневался, что появилось нечто необыкновенное. Я решил, что она держалась бы точно так же, если бы входила в лучшие дома Чарлстона, Ричмонда и Филадельфии.
Энн все еще стояла на пороге, когда раздался
Он поймал ее и, прежде чем опустить на землю, покружил в воздухе, но она, не оглянувшись ни на него, ни на повозку, широким шагом направилась прямо к дверям.
Я лишь успел заметить блеск темно-рыжих волос, зеленые озорные глаза и несколько веснушек на прелестном носике, а потом услышал, как кто-то в зале воскликнул:
– А вот и Хина!
Она прошествовала в школу всего на несколько шагов позади Энн Тимберли, и я, проталкиваясь сквозь толпу, последовал за ней, присоединившись к уже образовавшейся за ее спиной свите. Здоровенный парень, снявший ее с фургона, шел прямо позади меня.
Когда он принялся отталкивать меня в сторону, я бросил через плечо:
– Потише. Она никуда от вас не денется.
Он посмотрел на меня сверху вниз. Сейчас мой рост превышал шесть футов на два дюйма, а весил я обычно около ста девяноста фунтов, хотя многим казалось, что гораздо меньше, однако рядом с этим великаном я выглядел просто жалкой тенью. Он возвышался надо мной как минимум на четыре-пять дюймов и весил на добрых пятьдесят фунтов больше. К тому же не привык, чтобы у него путались под ногами.
Он снова посмотрел на меня и только решительней принялся отпихивать. Я стал вполоборота к нему и, когда он быстро шагнул вперед, завел свою стопу под его двигавшуюся лодыжку и поднял ногу вверх. Потеряв равновесие, он пошатнулся и начал падать. Требовалось лишь легкое движение, чтобы удержать его в тот момент. Но я воздержался, и верзила с глухим стуком грохнулся на пол, а я сразу же склонился над ним:
– Извините, вам помочь?
Он уставился на меня, не совсем уверенный в причине происшедшего, но я напустил на себя чрезвычайно серьезный, извиняющийся вид, так что он принял предложенную руку, и я помог ему встать.
– Поскользнулся, – пробормотал он. – Наверное, я поскользнулся.
– Время от времени такое случается со всеми, – кивнул я, – особенно если чересчур чем-то увлечься.
– Эй, послушайте! – взорвался он. – Не…
Но я тут же исчез в толпе и пробрался в другой конец зала. Обернувшись, обнаружил, что Хина Бенн смотрела на меня неожиданно серьезно, словно пыталась понять, что я за человек.
Ко мне подошел Фуэнтес:
– Что случилось, амиго?
– Он слишком сильно толкался, – ответил я, – и, похоже, поскользнулся.
Фуэнтес достал сигару. Его глаза весело блестели.
– Играешь с огнем, амиго. Разве не глупо?
На длинном столе в глубине зала были расставлены коробки с угощениями, приготовленные девушками, чьи имена тщательно скрывались. Все делалось достаточно просто. Продавец аукциона брал коробку и показывал ее содержимое, потом начинались
Безусловно, тут хватало всякого рода нарушений правил. Если девушке хотелось, чтобы кто-то из парней купил ее коробку, она всегда ухитрялась дать ему знать, какой шедевр кулинарии принадлежал ей. Поэтому участвующие в торгах остальные ковбои, ранчеро и владельцы городских лавок нарочно набавляли цену, чтобы собрать побольше денег. Доход от аукциона всегда шел на какое-нибудь достойное дело. К тому же всем доставляло удовольствие подразнить того, кто жаждал заполучить коробку.
Ну и конечно, тут был повод гордиться – для той, чья коробка была куплена за самую высокую цену.
– Большие ставки пойдут за коробки дочери майора и Хины Бенн, хотя еще не появилась одна пухленькая блондинка. Чья коробка тоже очень хорошо пойдет… – шепнул Фуэнтес. – Некоторые женщины постарше готовят отменные угощения.
Зал заполнился. На время вечеринки столы и стулья убрали в сарай, а вдоль стен расставили скамейки. Некоторые мужчины проводили большую часть вечера в беседах друг с другом. Здесь хватало юнцов всех возрастов, которые болтались под ногами и, видимо, радовались гораздо больше, чем кто-либо из нас.
Девушки расселись по скамейкам, некоторые – в окружении поклонников.
Приехала Барби-Энн, хрупкая, бледная и очаровательная. Она быстро огляделась, конечно же высматривая Роджера Бэлча.
Затем в дверях появилась невысокая, хорошенькая девушка с огромными темными глазами, одетая в какое-то блеклое и до болезненности аккуратное платье из простой ткани в клетку. Внимательно приглядевшись, я решил, что она не такая уж и хорошенькая. Конечно, и кому-то еще она могла показаться довольно обыкновенной, но было в ней нечто такое, что привлекало внимание, – какое-то внутреннее сияние, свидетельствовавшее о силе духа.
– Кто это? – спросил я Фуэнтеса.
Тот пожал плечами:
– Никогда ее раньше не видел. Похоже, она одна.
Когда я осматривал зал, мои глаза встретились с глазами Энн Тимберли. Она вызывающе отвернулась, и я, неожиданно почувствовав себя значительно лучше, засмеялся.
Здесь все знали друг друга – хотя бы немного. По крайней мере, не первый раз встречались. Я же для всех оказался темной лошадкой.
Неожиданно рядом с Сэддлером и его женой появился Бэлч, а с ним худой человек с неприятным и злым лицом, которого я тут же узнал. И почему только его имя не всплыло в моей памяти сразу, когда Фуэнтес впервые упомянул его?
Ингерман… один из людей Бэлча, стрелок. Узнал ли он меня? Я сомневался в этом, хотя как-то встречался с ним в Пьоч и еще раз… в Сильвер-Сити.
Ингерман не был обычным работником, хотя мог выполнять любую работу, но делал это только тогда, когда получал жалованье охранника. Очевидно, Бэлч и Сэддлер к чему-то готовились.
Понадобилось всего лишь несколько минут наблюдения, чтобы понять – первые красавицы на вечеринке Энн Тимберли и Хина Бенн. И если сегодня за коробки с угощением намечались крупные ставки, то именно они должны стать основными соперницами. Но у меня не возникло желания развлечься и показать Энн Тимберли, что здесь, кроме нее, есть и другие девушки.