Человек с разрушенных холмов
Шрифт:
Его хижина стояла где-то к востоку от нас. Все слышали о ней, но никто точно не знал, где она. Ходили также слухи об огромных пещерах, но их еще предстояло открыть.
Хотя нас разбирало любопытство, ни я, ни Фуэнтес не испытывали особого желания подобраться к костру поближе. Если там расположились кайова, команчи или липаны, то у нас появился отличный шанс расстаться со своими скальпами. Во всяком случае, мы могли спуститься туда завтра – если, конечно, они уберутся оттуда – и представить себе по оставшимся от лагеря приметам всю картину, как если бы наблюдали за ними с близкого расстояния.
Какой-нибудь неопытный юнец, наверное, попытался бы подползти к лагерю. И если бы он оказался достаточно умен, чтобы перехитрить индейцев, то подобрался бы к ним довольно близко и вернулся обратно… но мог и не вернуться.
Я никогда не считал проявлением большого ума подвергать себя риску без необходимости, и Фуэнтес придерживался такого же мнения. Мы уже вышли из ребяческого возраста, когда задираются или совершают поступки только для того, чтобы показать, какие мы большие и смелые.
Это все для тех, у кого еще молоко на губах не обсохло. Мы шли на риск только по особой необходимости и вступали в драку, когда курки уже были взведены, но никогда не искали неприятностей на свою голову.
Понаблюдав за костром, мы вернулись к себе и завернулись в одеяла, предоставив лошадям караулить нас.
Какое-то время мы лежали молча, потом я заговорил:
– Знаешь, Тони, тут что-то не так.
– Si? – Его сонный голос прозвучал удивленно. – Неужто кто-то ворует коров, а?
– Возможно… Пока нам известно, что коров угнали и что эти коровы из разных стад. Но с другой стороны, не хватает только молодняка. Кто-то мог попытаться украсть старых коров. Но молодняк? Он по большей части слишком мал, чтобы его можно было продать с прибылью. Значит, тот, кто угнал молодняк, намерен попридержать его до поры до времени… Ну и конечно, молодняк не клеймен.
Фуэнтес никак не отреагировал – возможно, он заснул, но я еще некоторое время не смыкал глаз, размышляя над последними событиями. Если похитители искали только молодняк, то почему они угнали и старых животных?
На рассвете мы вылезли из одеял и подогрели кофе на костре из бизоньего помета. Съев немного вяленого мяса с сухарями, вскочили в седла и покинули свою стоянку.
Проехав кружным путем, спустились в низину, где сверху заметили скот.
Тут на твердой иссушенной земле росло совсем мало деревьев. Сначала мы не увидели скот, но потом наткнулись на разрозненные группы, в основном с клеймом «Стремени». Изредка попадались и со «Шпорой». Мы погнали их в сторону дома… Некоторые животные, знавшие, где их дом, двинулись сами, однако большинство нам пришлось сгонять.
Мы не торопясь исследовали окрестности, делая вид, что разыскиваем отбившихся от стада коров, но неуклонно приближаясь к тому месту, где ночью горел костер. От восхода солнца прошло немногим более двух часов, когда мы добрались до лагеря.
Он оказался покинут. Тоненькая струйка дыма поднималась над углями, а само кострище заботливо обложили, чтобы огонь не распространялся вокруг. В лагере побывало два человека на двух вьючных лошадях. У одного на прикладе винтовки имелась выемка, чтобы оно плотнее прилегало к плечу. Несколько лет назад я видел такие винтовки у некоторых крутых парней. Меня они не заинтересовали, но их легко было распознать по следу, остававшемуся от приклада всякий раз, когда его опускали на землю.
Фуэнтес это тоже заметил.
– Когда мы их встретим, то сразу же опознаем, – сухо сказал он. – Вряд ли в округе найдется еще одно такое.
Два человека; они стояли здесь лагерем по меньшей мере дня два, а может, и больше. Некоторые признаки указывали на то, что тут и раньше разбивали лагерь – место использовалось несколько раз. Рядом мы заметили большого старого пятнистого бугая с белой мордой, весившего не меньше восемнадцати сотен фунтов. С ним паслось еще несколько животных, а среди них – почти белая корова с длинными рогами и рыжими подпалинами на одной ляжке.
Фуэнтес принялся обходить их сзади, когда у меня мелькнула мысль.
– Тони, давай-ка оставим их.
– Что?
– Давай оставим их и посмотрим, что будет дальше. Ты всегда узнаешь этого пятнистого быка и белую корову, так что давай оставим их в покое и посмотрим, куда они нас приведут.
Он кивнул:
– Bueno, по-моему, это неплохая идея.
На самом деле мы помнили каждое животное, которое нам попадалось в тот день. У человека, имеющего дело со скотом, хорошо развита на него память, как и на стадо, с которым он ходит.
Когда мы отправились в обратный путь, у нас имелось более двадцати голов. Как всегда, для этого пришлось попотеть, но нам помогло то, что животные направлялись в сторону своего родного пастбища. Это коровы всегда чувствуют, даже если им приходится пастись неизвестно где – как сейчас.
Езда верхом предоставляет человеку возможность для размышлений и наблюдений. У всадника, проезжающего по диким местам, глаза всегда заняты, если, конечно, он хочет остаться в живых, а у ковбоя умение следить сразу за всем – профессиональная черта. Он учится распознавать опасность еще до того, как приблизится к ней вплотную, его глаза немедленно отмечают увязшее животное или взбесившегося быка.
Хороший конь всегда учует опасного быка, тогда как человек и не разглядит его еще за кустарником, и он же отыщет скот, если ковбой не в состоянии найти его.
Мы разъезжали по жаре и пыли; над нами, жужжа, нависали оводы. На обратном пути прихватили двух бычков-трехлеток. Завидев наше стадо, они сами присоединились к нему, а мы с Фуэнтесом, зная, что они могут испугаться, держались от них подальше.
Уже почти добравшись до нашей хижины, мы заметили всадника.
– Ага! – ухмыльнулся Фуэнтес. – Теперь-то ты познакомишься с ней.