Человек в стене
Шрифт:
Первая свечка догорела, и к потолку поднялась тонкая струйка дыма. Второй тоже оставалось недолго, она шипела и пузырилась вокруг фитиля. Альва видела, что Санна сидит с приоткрытым ртом. Эбба тоже, казалось, уже на грани.
— Девочка зашла в ванную и включила свет. И увидела, что там такой ужас! В ванне лежал терьер, он был мертв, весь в крови, и по ванне тоже текла кровь.
Альва понизила голос и посмотрела на сестер.
— Подожди, я чего-то не поняла, — сказала Санна.
Альва услышала, каким глубоким стал ее голос, когда она проговорила:
— Это был парень,
Свечка догорела, и комната погрузилась во тьму.
— Бр-р, ужас! — взвизгнула Санна.
— Я теперь спать не смогу! — заявила Эбба и снова включила свет. Лампу у кровати она тоже зажгла.
В дверь постучали. Ванья приоткрыла дверь и сунула голову в щель:
— Девочки, что вы делаете? Вы сейчас так шумели! Если вы будете так орать, то помешаете соседям.
— Так, ничего особенного, — сказала Эбба.
Санна лежала на кровати с подушкой на голове. Ванья задумчиво посмотрела на них, прежде чем переключиться на разбросанную повсюду одежду.
— Пора спать, Альва. Уже поздно, — сказала она. — И не забудь почистить зубы.
* * *
Стоя у посудного шкафа, Йенс наливал себе из кофейника крепкий кофе. Сделав большой глоток, он скривился, потому что обжег язык. День начинал уже клониться к вечеру, и солнце стояло невысоко над горизонтом. Резкий золотистый свет заливал кухню. Голова от этого болела даже сильнее.
С тех пор как Лили пропала, прошло две недели, и все это время Йенс урывал всего по нескольку часов сна подряд. Он вырубался на диване в гостиной и дремал там, когда больше не мог бодрствовать. Никто из тех, с кем он общался, не видел Лили после ее исчезновения. Он не мог понять, что произошло. Никогда раньше она не делала ничего подобного и всегда говорила ему, куда идет.
Он привык думать, что все о ней знает, но теперь его уверенность в этом таяла. Все ее приятельницы были женами или подругами его коллег и старых друзей, и он никогда не видел ее беседующей с кем-то, кого бы он не знал. Но вдруг она вела в тайне от него другую жизнь? От одной только этой мысли Йенс чувствовал себя опустошенным.
В полиции ему сказали, что, по всей вероятности, существует какое-то логическое объяснение исчезновению Лили. Еще там сказали, что она может не хотеть, чтобы ее нашли, и установить, что произошло на самом деле, будет трудно.
Полиция подразумевала, что жена оставила его по собственной воле. Чушь какая-то. Лили любит его, и он любит Лили.
Накануне ему звонила какая-то женщина из газеты. Он рассказал ей не слишком много. В тот день он не покупал газет, потому что не хотел знать, что о нем написали. Что там вообще писать? Женщина пропала, никаких признаков преступления нет. Полиция предполагает, что она бросила мужа и вернулась в Таиланд.
Йенс взял свой кофе и пошел в гостиную. Он хотел просто посидеть с кружкой перед телевизором. Только так он мог отвлечься от своих мыслей или полностью отключить их. Телевизор производил шум, помогавший заглушить невыносимый рев, который стоял у него в голове. Он чувствовал, что уже на грани сумасшествия.
Проходя через прихожую, Йенс вдруг увидел на ковре нечто, чего не замечал раньше, — темное пятнышко на сером ворсе. Оно было небольшим, размером с монетку, и почти неразличимым на поверхности ковра.
Он ткнул в пятно кончиком пальца. Ковер был сухим, и грязь, чем бы она ни была, пальцем не оттиралась. Он продолжил свой путь в гостиную.
Там Йенс сел в кресло и включил телевизор. Неожиданно в горле закипели рыдания, и он обнаружил, что вытирает со щек слезы. Наверное, пройдет всего несколько часов, и Лили вернется, и все станет как обычно. Годы спустя они будут хохотать над этим забавным и дурацким недоразумением.
«Помнишь, как я думала, что ты знаешь, что мы с Лотти собираемся в путешествие?» — скажет Лили, а Йенс ответит: «А я даже и не знал эту самую Лотти!» Все наладится, встанет на свои места. Тем не менее его с новой силой поразила мысль, как непредсказуем порой может быть человек, с которым вроде бы живешь одной жизнью.
По телевизору показывали американский ситком, и Йенс смотрел его вполглаза. Подавшись вперед, чтобы сделать глоток кофе, он вдруг понял, что чувствует сильный запах. И этот запах исходил от него. Он выдохнул через рот.
Йенс не мог вспомнить, когда в последний раз принимал душ. Может, он не мылся с тех самых пор, как пропала Лили? Когда он переодевался, припомнить тоже не удалось. Он встал и направился в ванную.
Мылся он долго, тщательно. Он не был уже таким быстрым и сообразительным, как раньше. Все вокруг плыло, тянулось мучительно, словно его жизнь была поставленным на замедленное воспроизведение фильмом, сценарий для которого написал кто-то посторонний.
Он отскреб все тело, вымыл свои тонкие волосы. Ему пришло в голову использовать гель для душа и шампунь Лили, и, когда он вышел, растираясь полотенцем, вся ванная благоухала чем-то фруктовым и ароматным.
Кофе остыл, и, перед тем как снова сесть на диван, он сделал себе коктейль. Он надел футболку и поношенные джинсы, которые сидели свободнее, чем две недели назад. По телевизору началась рекламная пауза, и он воспользовался этим, чтобы снова наполнить свой стакан.
Когда он вставал, в ноздри ему снова ударил неприятный запах. Такой кисло-сладкий, как от испорченной еды и подгнивших фруктов, апельсинов, что ли… Он поднял руку и принюхался к собственной подмышке.
От его тела, насколько он смог определить, пахло лишь шампунем и гелем. Одежда пахла стиральным порошком. Он достал ее из шкафа, и она лежала в той стопке, куда Лили всегда складывала вещи после стирки.
Йенс снова встал и, принюхиваясь, прошелся по комнате. Может, в зазор между стенами забралась мышь и сдохла там? Такое случилось однажды в доме, где он жил раньше. Когда он съезжал с квартиры, то обнаружил за трубой под кухонной раковиной маленький трупик.
Этот запах был таким же, как от той дохлой мыши. Он посмотрел за диваном, за комодом и под ковром. Он также проверил за батареями. Запах особенно усиливался за книжным стеллажом, встроенным в самую короткую из стен, но там не было ничего, кроме книг и фарфоровых статуэток.