Чемпионат
Шрифт:
– Тррр! Стоп! Ну, откуда вот эта хлипкая логика отщепенцев и развалолюбов, которые любят кормиться на костях, собирая крошки с барского стола, когда всё жирное расхватано, а вкусное сожрано?! Сибирь Сибирью, радоваться за них нужно, да, но и других нельзя забывать. Отдельно взятое небольшое и счастливое государство – не есть благо для всех наших людей, для потомков Великого Народа. Да и про Землю, в целом, нельзя забывать. Одно светлое пятно среди метастазов разрушения не спасёт и не согреет. Куда ты растерял имперское сознание? Где амбиции менять мир к лучшему, в целом, а не в своём уютном уголке, доме, семье?
–
– А это как раз для тебя было сделано – должен быть у человека тихий уголок, куда он в минуты отвлеченья может спрятаться. Где будет окружён заботой и покоем. Я поэтому и ушёл из «Гравита», хотя с Ганжой, другом твоим «единоутробным» до сих пор сотрудничаем.
– Как сотрудничаете?! – очередной сюрприз от Ганжы на это раз был связан с отцом, - Не устают меня, однако, как-то радовать последнее время изумительными новостями. – И что же ты тут ваяешь?
– Ой, прям переполошился. Пишу тут слегка, программирую. Защиту мы выдумываем от зомбирования. Они людям чип, а мы – античип!
– Что-то попахивает их же методами. Ещё скажи, они – люденов, вы – антилюденов.
Отец вновь улыбнулся:
– Пора бы тебе уже идеализм свой поумерить, романтизм приглушить, а мудрости поднабрать. Я, старый, даже понимаю, что мир перевернулся уже давно. Реакция необратима. А наша задача (тех, кто не желает самозабвенно превращаться в безмозглый придаток к розетке и пищеблоку) – самортизировать последствия и придать максимальную долговременность этой, уже изменившейся цивилизации. А ты с шашками наголо хочешь всех порубать и заставить жить людей естественным образом, трудом и в гармонии с природой. Да тебя же, звезду полей, порвут на мелкие кусочки.
– Пап, ну как-то окольно всё, задворкам и с чёрного входа. Вроде лучше хотим, для будущего и для потомков, только при этом тоже немножко их обманем. Мне тут Ганжа выдал, как всё уже предопределено и расписано в большинстве «прогрессивных» стран, в том числе и в Московском. У меня руки опустились сначала…
– Ага, а потом ты сработался с Проскуриным и вы обыграли Аргентину, - теперь в глазах Владимира Викторович откровенно играли совсем не свойственные его возрасту искорки задора. – Нормально всё будет, сбрось ты уже эту вечную хандру. И это, - он внезапно помрачнел, - не знаю, что ты там о себе думаешь, но мы по Лере соскучились. А она без тебя не приедет.
Раз! Щелчок! И вдруг Юра осознал, что нет никакой уверенности, нет никакого понимания, опоры и доказательств правильности их разрыва с Лерой. Желание её видеть неудержимо рвалось наружу, рука тянулось к видофону. «Ага, а в ответ – Юр, мы же всё решили… у меня другой… всё уж кончилось», - он рисовал безнадёжные картины одну за другой, вновь убивая все желания воссоединения. Но, глядя в каминный огонь, он всё же решился на звонок.
Леру он выхватил в каком-то выставочном центре. За её спиной мелькали гламурные гости и вышколенные служители. Она, ослепительная в брючном костюме, спроецировалась в тёмном дворе родительского дома.
– Приезжай, а? Поговорим, сходим на горку, подышишь свежим воздухом, – Бобров улыбался губами, а в глазах всё уже ухнуло.
– Юр, ну куда я приеду, ты что? У меня тут мероприятие, люди ждут. Ты уж прости, - она была там, родная, близкая. Чуть поманила и вновь разверзлась пропасть.
Вернулся в дом, бросил:
– Спокойной ночи, я спать.
Наверху упал на кровать и бессонным взором уткнулся в мансардное окно, рассечённое хвостом Большой Медведицы. Апатия разлилась по всем телу, и Юра не хотел её перебарывать.
… Лера в каком-то маловидимом купальнике бежала по берегу чего-то морского, её смех переливался в брызгах волн, а волосы теребил мягкий ветер..
Из сладкого сна Боброва выдернул звонок. «Лера». Смаргивая сон, он, не включая изображение, включил голосовую связь.
– Ой, прости! Я забыла про разницу во времени, - неловкость кольнула обоих, - я тут подумала… в общем, встретишь меня завтра в двенадцать дня в Новосибе?
Утром он не мог понять, что привиделось, а что было в самом деле. Метнулся к видофону – в принятых в два ночи читалось явственно «Лера». Сердце заколотилось, а часы показывали десять утра. За окном искрило солнце, а с кухни тянуло завтраком. Схватив куртку и запрыгнув в унты, он промелькнул добреутренним приветствием мимо матери и, кинув на ходу «Буду к обеду», метнулся к своему агрегату.
***
Годичный контракт с опостылевшей «Дивизией» подходил к концу. Весна почти летней поступью утяжеляла кроны, а солнце всё больше отклонялось к зениту, высушивая грязные улицы до пыли и летающего мусора. Лера с Юрой вдоволь накушались обветшалым Череповцом, Первой Лигой и притязаниями руководства.
Переехав, на новое место, они, первым делом, поженились. Точнее, просто обменялись кольцами и получили клейма в паспорта. Юра теперь любил щеголять увесистым «жена», а Лера получила официальную защиту от многочисленных воздыхателей из числа поклонников команды. Город, вообще, как будто был не на Севере старой Руси, а среди заснеженных вершин и бурных рек. Гор, конечно, никаких не выросло, а вот население, прежде почти исключительно славянское свой лик поменяло кардинально. Орластые головы гомонили со всех сторон, появлялись мечети-времянки, а муэдзины распевчато горланили по пять раз на дню.
Юра быстро взял на себя роль лидера в разношёрстной команде, даром, что был самым юным в основном составе. Игры поставленной не наблюдалось и он тащил весь коллектив на своих ещё не окрепших плечах. Конечно, его пытались ломать, травмировать и провоцировать. Но он счастливо избегал травм, был удачлив в забитии мячей и снискал любовь болельщиков во многих городах. Лера не пропускала ни одной его игры, готова была выскакивать на поле, когда его лупили по ногам, прыгала на трибуне, когда он забивал голы, а после побед, прибегала в раздевалку, чтобы поздравить с пылу с жару. Она жила его жизнью, а в другое время занималась самообразованием и скалолазанием на местном скалодроме. Юрина спортивная карьера шла в гору, как и было предначертано. Но к концу сезона они оба сильно утомились.
За этот довольно долгий срок они как-то отдалились от «Возрождения», больше замкнувшись на своей любви и выживании в чужом городе и чужой жизни. Ганжа присылал им весточки («когда налюбитесь вконец, заскавивайте на огонёк», «слышал, что джигиты удивляются пылу Боброва… и не только на поле», «давай, Юрок, гони в «вышку», будешь нормальной звездой, полноценной»), несколько раз приезжал. Они выбирались в Москву редко – матчи бывали и по два раза в неделю – отчего оба сильно скучали по Юриным родителям.