Чемпионат
Шрифт:
– Значит, тридцатого декабря с американцами игра? – начал разговор о «деле» Сергей.
– Тридцатого, да.
А план их был не особо сложен и извилист. Соратники и сподвижники по «Возрождению» скупали билеты (как раз половину стадиона «Московит» должны были заполнить), Бобров забивает гол любимцами Высшего Правительства, фаворитам и лидерам Чемпионата «Гэлэкси», ликование на трибунах перерастает в побоище, и креслами закидывается ложа с телами главенства. Вот и вся недолга. Одна проблема – забить лондонцам не могли уже на протяжении десяти туров не только аутсайдеры Чемпионата (типа «Московии»), но и полная люденов «Османия», которая громила остальных участников, укатывая искусственными мускулами в антрацитовые газоны (искусственную зелень газона заменили два года назад, когда кровь регулярными пятнами искажала изначальный
На следующий день у «Московии» была тренировка - как всегда после проигрыша. А потому Боброву требовался полноценный восьмичасовой сон. Ганжа остался у него ночевать и долго ещё шебуршился в гостиной, работая в планшетнике. Юра знал, что на Сергее лежит вся эта муторная рутина организации их «бунта». Или попытки бунта… уверенности в нужном исходе не было, но зато была чёткое ощущение, что идти дальше некуда и беспросветная нынешняя мгла грозила смениться на гибельную тьму. Мысли Юры плавным ходом перетекли к Лере. Лера… их любовь сродни подснежнику пробивалась сквозь бураны и морозы, а, преодолев могучие препятствия, расцвела нежной всепоглощающей красотой. И сейчас, когда они разошлись, их души стенали, а тела рвались друг к другу.
***
К началу ЧМ их кружок набрал тысячи сторонников. И непоследний вклад в этом был Юрин. Его Свиттер стал одним из самых посещаемых. А из-за нестуденческой активности в стенах Университета, его уже дважды вызывали в деканат.
Город бурлил предвкушением матча открытия и «Возрождение» трудилось в поте лица. А студентов к тому же одолевала такая досадная (для большинства) неприятность, как экзаменационная сессия. И если Бобров с лёгкостью справлялся с двойной нагрузкой, то у Ганжи возникали серьёзные проблемы, и перспектива перехода на следующий курс терялась в неясной дымке. Лера же была аристократкой не только внешне и в манерах, но и в учёбе, поэтому терпеть не могла неотличных оценок в зачётке. Её активность в общественной работе спа'ла, но заодно и увлечённость Борцовым уменьшилась. Юра же в силу робости своей не додумался воспользоваться ситуацией и усилить напор. Но пословицы русские не для того, чтобы щи лаптём хлебать, а для правды жизненной – не было бы счастья, а от судьбы не уйдёшь. Возникла как-то у коллектива их кружка пауза, и идея отдохнуть на природе всем вместе материализовалась в шашлычный пикник. Однако ж в последний момент, как водится, один не смог, второй заболел, третий расхотел и т.д. . Последним откололся Ганжа, сославшись на учебные проблемы – он ещё не терял надежд зацепиться настырным крючком за уходящий экзаменационный поезд. Лера и Бобров, помявшись в бесплодном ожидании коллег на Ярославском вокзале, сели с рюкзачками в электрический поезд и вырвались из чумной и футбольной Москвы в светлые и незамутнённые дали ближнего Подмосковья. Вплоть до Мытищ пейзажи за грязным окном щерились недостроёнными стеклобетонными высотками бесконечных офисов и торговых центров.
– Лер, как мы живём в этом кошмаре? Как это от всего этого попрятаться? – Юра, глядя на улицу, загрустил.
– Юрка! Ну, мы ж для этого и шебаршимся, что-то там делать пытаемся! – Лера с улыбкой доброй мамы попыталась приободрить друга. Только вот тот печалился не только пейзажами за окном. Удачно сложившаяся ситуация - из всей многочисленной тусовки они остались вдвоём - несла в себе романтический флёр. Но Бобров не мог отвязаться о невесёлых мыслей о том, что Лера влюблена в другого. Патологическое благородство и хорошее воспитание не давали разгуляться мыслям и фантазиям. Он запер их за маской дружелюбия и улыбкой «забавного» парня. Так они проехали полтора часа, беззаботно щебеча о делах житейских и мироустройских.
Сергиев Посад встретил мутным золотом куполов. Английские болельщики, приехавшие загодя в столицу, с удовольствием лазали по окрестностям Москвы, скупая сувениры и фотографируясь разодетыми в футбольную атрибутику. Вот и святые места Посада были
В воздухе липкой истомой наливался жаркий полдень, в низинах по кустам ещё клацали поздние соловьи, а давно незасеваемые поля опушились одуванчиками. Ребята стремились удалиться от людных мест, дорог и деревень, подыскивая место поютнее с водой поблизости. Через несколько часов, когда утомление начало бросать тени на раскрасневшееся лицо Леры, а Юра мечтал о том, чтобы искупаться и смыть с себя пыль дорог, они наткнулись на симпатичную лужайку среди сосен, продуваемую неспешным ветерком, что сдувал кровососущую нечисть. Внизу журчала небольшая речонка, прозрачные струи которой призывали к купанию и отдыху.
Юра поставил палатку и разместил в ней спальники и коврики, старательно отгоняя мысль, что ночью они будут спать рядом. При этом сердце начинало выстукивать неровные ритмы. Валерия же, скинув надоевшие одежды, осталась в совсем каком-то непоходном купальнике и с восторженными восклицаниями погрузилась в прохладные воды. Правда, чтобы окунуться целиком, пришлось принять горизонтальное положение, а плавательные движения совершать с осторожностью, дабы не задеть стройными коленками дна. Но свежесть чистой воды после перехода по жаре придавала бодрость и звенела улыбкой на прекрасном лице девушки. Она улыбалась Юре, который застыл с какими-то шмотками в руках, засмотревшись на завлекательное зрелище:
– Иди уже купаться, потом вместе всё сделаем!
Тот не заставил себя уговаривать и скоро плюхнулся в воду, ударившись большим пальцем ноги о корягу. Смешно крякнув, Бобров попытался изобразить баттерфляй и тут же стукнулся о дно уже коленками.
– Верю, верю, что пловец ты тоже изумительный, - Лера, стоя на коленях, обдала его брызгами.
Плескаясь и вздымая фонтаны воды, она оступилась и упала, на Юру. Тут, как водится, глаза их встретились, а губы сомкнулись… Они, конечно, потом жгли костёр, жарили сосиски и пекли картошку, натягивали тент от надвигавшихся туч и болтали ни о чём. Но утро, рассыпавшееся ландышами рядом со спящей Лерой, говорило лишь о любви. Юра, так и не сомкнувший глаз, кипятил чай и застывшим взором буравил костёр. Он был взбудоражен и счастлив, и, хотя, здравомыслие и подсказывало не доверятся слепо оголтелым эмоциям, в глазах сверкали искры и полыхал огонь надежды…
***
Проснулся Бобров разбитым и несчастным, и такие просыпания случались с ним всё чаще и чаще. «Старость пришла…».
С кухни доносились шкварчание и упомрачительные запахи – Ганжа умудрился на «безконтакталке» поджарить яичницу, бухнув на старинную сковородку пяток яиц, какие-то обрезки колбасные и овощи.
– Что нашёл в твоём холостяцком жилище, то и брякнул, - Сергей вместо приветствия помахал грязной лопаточкой.
Потом они с наслаждением «отравились» редкостной пищи, и Ганжа заторопился по всякого рода делам. Закрывая дверь, он крикнул:
– И с Леркой прекращайте бузить!
Мобайльбус подкатил в десять утра, и видеофон радостной физией водителя попросил Юру на выход. Он закинул сумку на плечо и, угрюмый, вышел из квартиры. Водитель Тенгиз встретил его дружелюбной улыбкой:
– Салам Алейкум!
– Салам, - ответил Юра, а сам подумал привычно: «Как же надоел ваш Чуркестан». В целом, в Москве было не так уж немного неславянских товарище, где-то пятьдесят на пятьдесят, но привычки к ним не было. Тенгиз питал непонятную симпатию к Боброву и с удовольствием изъяснялся на коверканном русском. А любить немолодую звезду ему было действительно не за что – ему приходилось индивидуально ездить за футболистом в далёкие края. Почти вся команда тяготела к западной части Москвы – и районы попристижнее, и к базе, что в Одинцово поближе. Да и тех, кто не пользовался личными мобайлями и кого, соответственно, собирал командный мобайльбус, было по пальцам пересчитать. А Юра ко всем прочим особенностям, жил в совсем негламурном Измайлово.