Черепоголовый

I

Тем летом, когда в первый раз огненная лодка приплыла к Много Домов (форт Бентон, Монтана), пикуни стояли там лагерем и ожидали ее прибытия; ведь полки торгового зала Много Домов были пусты, а нам очень нужны были товары, которые привезет лодка, для обмена на которые мы нашу зимнюю добычу из бобровых и других мехов, и многие сотни прекрасно выделанных бизоньих шкур. Мы были, как и всегда, самым крупным из трех племен, говоривших на нашем языке; следующим по численности были кайна (Кровь), а самым малочисленным сиксика (Черноногие). Мы насчитывали шесть сотен вигвамов (около трех тысяч человек). Да ведь наш лагерь занимал всю долину от Много Домов до самого ее конца!

Мой отец, Одинокий Человек, был вождем Маленьких

Накидок, самого большого общества нашего племени. Он был великим воином, и очень богатым – его табун насчитывал больше двух сотен лошадей, его вигвам был самым большим во всем лагере и был прекрасно обставлен. Моя мать, Стройная Женщина, была одной из самых красивых женщин нашего племени, и ее доброта не уступала ее красоте. Она очень жалела бедных, больных, вдов и сирот. Она была священной женщиной: пять раз она становилась во глав женщин, которые каждое лето, в луну Спелых Ягод, строили для Солнца священную хижину, которую клялись построить для него. Тем летом она должна была возглавить строительство хижины Солнца; она обещала ему сделать это, если оно избавит меня от тяжкой болезни, которая напала на меня в середине той зимы. В то время мне было восемнадцать зим от роду. Я все еще носил имя, данное мне при рождении – Медвежонок. Я решил, что это имя несчастливое: жрец Солнца, который дал его мне, был неудачлив во всех своих начинаниях – в столкновениях с врагами он был дважды ранен, один из его сыновей был погиб в сражении, другой умер от тяжелой болезни, и, наконец сам он во время погони за бизонами упал с лошади и был насмерть затоптан копытами раненого быка. Тогда я хотел, и уже давно, пойти в военный поход и посчитать на врагах несколько хороших ку, после чего вождь дал бы мне новое имя, возможно, более счастливое. Отец мой хотел, чтобы я сделал это; он даже говорил, что пришло мне время встать на тропу войны – вначале, разумеется, как слуге сильного и успешного предводителя военного отряда, который научил бы меня военному искусству. Но моя мать сильно возражала против этого. Я был слишком юн, чтобы пойти на тропу войны; война – слишком жестокое и бесполезное занятие; она вообще не хотела, чтобы воевал; вместо того, чтобы воевать друг с другом, племена гор и равнин должны собраться и заключить прочный и долгий мир. Теперь к тому же она сказала, что у нее было касающееся меня видение. Во время сна, сказала она, она видела своего священного помощника, некое древнее живущее в воде животное, которое ясно сказало ей:

– Держи своего сына рядом с собой, потому что он очень тебе будет нужен: в скором времени тебе очень понадобится его помощь.

На это отец мой сильно обеспокоился. Что такое может случиться? – недоумевал он. Он уговаривал мою мать упорно молиться, чтобы ей было послано другое видение, в котором ее будущее станет ясным. Он сказал мне, что в ближайшее время я и думать не должен о том. чтобы присоединиться к какому-нибудь военному отряду, который должен был выступить на врагов. Видением женщины столь святой, столь близкой к Солнцу, как моя мать, ни в коем случае пренебрегать нельзя.

В это время с севера пришли наши братские племена, кайна и сиксика, которые тоже хотели обменять свои меха на товары белых. Свой лагерь они поставили на Молочной реке (Тетон), нас с ним разделял только увал. День или два спустя другие наши союзники, утсена (гро-вантры), пришли с востока, и поставили свои вигвамы чуть выше Много Домов. Таким образом, собралось множество людей, ожидавших прибытия огненной лодки.

Уже две зимы мы не видели кайна и сиксика – они жили и охотились в северной части нашей страны и торговали с Красными Куртками, а мы, пикуни, и утсена, кочевали на само юге наших угодий, до самой Лосиной реки (Йеллоустоун), которая была северной границей владений племен Ворон. Теперь все навещали друг друга. Почти ежедневно я сопровождал своих отца и мать в гости к их друзьям в других лагерях, и они в свою очередь приходили в наш вигвам покурить и попировать, так что теперь все знали, что произошло в других племенах за эти две прошедшие зимы.

Кайна принесли нам странную весть – рассказ об одиноком враге, который, сперва прошлым летом, а потом и этим, причинил им множество страшных неприятностей. Они охотились на реке Живота, когда, насколько им было известно, он впервые появился в их лагере. Тогда, темной ночью, одна из женщин возвращалась домой от своей подруги. Когда она приблизилась к своему вигваму, ее дочь, которая была внутри, решила взять дров из кучи, которая была снаружи, и, когда она откинула входной полог, яркий свет костра осветил пространство и мать увидела завернувшегося в плащ человека, который крался к вигваму. Она только бросила взгляд на его лицо, завопила и бросилась за помощью к соседнему вигваму, потому что это было лицо черепа. Да, у него не было носа и не было губ, которые должны были прикрыть его блестящие зубы.

Крик женщины разбудил весь лагерь; мужчины сбегались, чтобы узнать, что с ней случилось. Крича и дрожа, все, что она могла ответить – это то, что она видела человеческий скелет, завернутый в бизонью шкуру, который на четвереньках крался ко входу к ее вигваму. Те, кто ее расспрашивали, не знали, что об этом думать. Один сказал, что скелеты – духи – не одевают шкур; другой сказал, что ей, скорее всего, показалось, что она увидела призрак. Они сказали, что лучше ей пойти в свой вигвам, а они ее проводят. Они дошли до него, вошли внутрь, все весте, и увидели на одной из лежанок ее дочь, накрытую шкурой. Они сдернули ее, и она села, вся дрожа, с расшившимися глазами. Она увидела мать и рванулась к ней с криком:

– Мама. Мама! Я видела снаружи, совсем рядом, ужасного человека, он на четвереньках приближался к нашему вигваму; его голова была как череп!

В это момент от соседнего вигвама раздался крик:

– Люди, идите сюда, и несите горящие палки. Тут лежит мертвый человек!

Все побежали, захватив горящие палки, и увидели, что мертвецом был Новый Плащ, хозяин вигвама. Он лежал на спине, и кровь текла у него из большой раны на груди; рядом с ним, сбоку, в землю была воткнута тонкая палочка, на конце которой был привязан маленький клочок меха, похоже, медвежьего.

Тело Нового Плаща перенесли в вигвам, и, пока его женщина и дочь оплакивали его, пришли добрые женщины и стали готовить его к похоронам. Теперь мужчина из соседнего вигвама обнаружил, что из числа его охотничьих лошадей, которых он на закате привязал рядом с вигвамом, пропала самая быстрая. Стало очевидно, что таинственный черепоголовый убийца сперва осторожно перерезал веревку, которой была привязана лошадь, потом увел ее за пределы лагеря, а после вернулся, чтобы совершить убийство. Хотя была уже поздняя ночь, весь лагерь уже говорил об этом. Некоторые говорили, что убийца был духом. Другие на это отвечали, что духи не пользуются ножами и другим оружием; он убивают, насылая ужасные болезни на тех, кого ненавидят. Опять же, женщине и дочери Нового Плаща могло только показаться, что вместо головы у врага был череп. Но кем он мог быть, из какого вражеского племени? Его палочка для ку была простой, некрашеной, с клочком медвежьего меха, привязанным к ней – никто прежде не видел ничего похожего на нее. Когда настал день, мужчины из лагеря выехали во все стороны, чтобы найти убийцу, но так и не нашли.

Две луны спустя, когда кайна стояли лагерем у Холмов С Другой Стороны (Кипарисовый холмы в провинции Альберта), тот же враг проник в их лагерь, убил Одного Рога и украл самую быструю охотничью лошадь. Не было сомнений в том, что это тот же самый враг, потому что Один Рог, как и Новый Плащ, был убит ударом ножа в грудь, а рядом с телом в землю была воткнута палочка для ку с привязанным к ее концу клочком медвежьего меха. Было очевидно, что враг этот очень силен: он, несомненно, подкрался сзади, одной рукой зажал жертве рот, не давая закричать, а другой ударил ножом. Это убийство также было совершено прежде, чем люди отошли ко сну, пока они сидели вокруг очагов, куря и беседуя. Снова врага искали, и снова без результата. После этого лагерь долго усиленно охранялся; женщины больше не ходили друг к другу в гости, а после заката мужчины ходили по лагерю, не расставаясь с оружием, постоянно оглядываясь. Наконец, когда настала зима, и одинокий враг больше не появлялся в лагере, было решено, что больше он не придет – возможно, он каким-то образом встретил свою смерть, и вожди сказали ночным стражам, что их работа закончена.

Но ужасный враг не был мертв. Следующим летом, в луну Новой Травы, кайна ушли с Холмов С Другой Стороны на Маленькую реку (Молочную), и там снова поставили свой лагерь. Он пришел, когда люди еще не спали, забрал быструю охотничью лошадь, вернулся и убил одного мужчину, Высокую Сосну, ударом ножа, и оставил рядом с его телом еще одну палочку для ку, с привязанным к ней клочком медвежьего меха. Тем вечером Высокая Сосна сказал своей жене, что хочет принять участие в азартной игре в вигваме одного их своих друзей, который жил на другом конце лагеря. Игра все продолжалась, как знала женщина, слыша непрекращающееся довольное пение игроков. Слушая его и надеясь, что ее муж выиграет, женина легла спать. Проснулась она от холода; костер в вигваме погас, и пения игроков больше не было слышно. Она вышла наружу; ни в одном из вигвамов лагеря костер не горел, а Семеро (Большая Медведица) говорили о том, что до утра осталось немного. Она выкрикнула имя своего мужа, снова и снова звала его пойти домой, но ответа не было. Ее крики разбудили людей.