Через бури
Шрифт:
Среди найденных русских мастеровых нашлись подлинные мастера искусства. Отвлекаясь от оставленных на колодках, отделываемых ими офицерских сапог, они подолгу простаивали перед образцом. Заграничный протез им говорил больше трудно читаемых чертежей.
— Ну как, Никандрыч, осилим? — подойдя, спрашивал, заведующий мастерскими.
— Раз надо, так надо, Петро Григорыч. Только я вот здесь чуток не так бы сделал, чтоб протез надевать сподручнее было.
— Давай, давай, пробуй. Тебе первый протез
— Что ж, можно и по генеральским штанам. По лампасам железные шины, с шарниром на коленке. Только тут примерка нужна, чтобы лучше французского вышло. Давай своего первого инвалида.
— Если инвалид камаринскую спляшет, считай себя главным мастером мастерских, а думать будет, как бы снять с себя протез скорей, тогда уж не взыщи, сапожную мастерскую себе ищи.
— Григорьич, тут кожу привезли. Накладную подписать надо.
— Клади на верстак и рукой придержи, а карандаш мне в зубы дай…
Видеть и слышать со сцены волнующие события, любоваться сказочностью обстановки и ощущать в словах и действиях артистов характеры людей, а главное наслаждаться музыкой и пением — словом, быть в театре по контрамарке Баначича стало для Шурика Званцева необходимым.
В поздние годы, вспоминая об этом, он не мог понять, как ему удавалось найти на все время. А он успевал.
Они никогда не расставались с Витей, а контрамарка была одна. И Шурик, не задумываясь о морали, решил сделать для брата точно такую же.
Он трудился карандашом так, словно писал «Гибель Помпеи», и вышло изделие на славу.
Чтобы не подвергать Витю опасности разоблачения, идти с копией через контроль решил сам, подлинник отдав Вите.
Шли в один день две оперы: Леонкавалло «Паяцы» и «Тоска» Пуччини.
Коронные арии Баначича! Разве можно было пропустить?
Зрители шли толпой. Надо смешаться с ней и в давке протискиваться через дверь, чтобы у контролерши не оставалось времени разглядывать билеты.
Сдавленный со всех сторон Шурик с беспокойством увидел, что вместо седой, роняющей пенсне дамы, на контроле стоит упитанный и злой новый директор театра, с плоским лицом и придирчивыми глазами, почти без бровей.
Он крепко, как щипцами, ухватил подростка за руку и не отпускал, другой рукой отрывая контроль у предъявляемых билетов.
Занятый задержанным, он не видел, как за спинами входящих по билетам, подмигнув Шурику, проскользнул Мишка Зенков.
Когда прозвучал звонок и публика схлынула, директор зашипел:
— Откуда у тебя эта фальшивка?
— Баначич дал.
— Врешь. Такого беспризорника, тунеядца он до себя не допустит.
Оскорбленный, Шурик смело выпалил:
— Проверьте хоть у самого Баначича.
— И проверю! Прямо сейчас.
— Сейчас
— Ах вот на что ты рассчитываешь? Не знаешь, с кем дело имеешь. Действие задержу, спектакль отменю. Идем за кулисы. В его уборную за шиворот тебя приведу.
— Если б я дорогу знал, сам бы вас туда привел.
— Ну нахал! Ну наглец! Где только воспитали такого, — замахал он руками. — Я тебе покажу! При Баначиче разоблачу. Идем. Не вздумай удрать. В милиции ночевать будешь. А там — детский приемник. Не сбежишь, фальшивомонетчик.
Они прошли за кулисы через дверь в конце дугообразного фойе, попали в коридор с артистическими уборными. Директор без стука открыл нужную дверь.
От зеркала к ним повернулось удивленное, покрытое как бы мелом, лицо паяца.
— А! — воскликнул он при виде Шурика. — Мой юный аккомпаниатор!
— Какой аккомпаниатор? Это уличный мальчишка, нагло уверяющий будто получил от вас контрамарку.
— У меня оставалось несколько штук из Петроградского императорского театра, и я дал ему одну — за отличное исполнение Шопена, которого я пою.
— Отличное исполнение карандашом столичной контрамарки! — подбоченясь язвил директор.
— Какой карандаш, товарищ директор? Извините, что я этот личный мой пропуск показал на контроле, а не вам. Торопился на сцену.
— Ох, эти премьеры! Для них нет над нами высшей власти.
— Так покажите мне, что не нравиться высшей власти — и паяц посмеется до начала своей арии.
— Я человек новый, — говорил директор, кладя перед артистом злополучную бумажку. — Будьте благонадежны, порядок наведу.
Артист, низко склонившись, разглядел ее и пододвинул к стопке других бумажек под пудреницей.
— Вы уж мне верните вещественное доказательство.
— Вернуть надо юному меломану. Пусть растет, — и он, показав контрамарку ошалевшему директору, передал ее Шурику.
Директор, убедившись, что контрамарка типографская, стал извиняться, ссылаясь на плохое освещение у входных дверей.
— Хорошо. Я поплачу об этом в своей арии, — пообещал с клоунской улыбкой, звеня бубенчиками на колпаке, разукрашенный паяц.
— Баначич на сцену, — послышалось из коридора. Проходя в дверь мимо Шурика, паяц больно дернул его за ухо.
— «Фауст» у нас завтра, а черт нынче попутал, — вор — новый директор. — Сладу нет с этими премьерами. Попрошусь у комиссара Ерухимовича на хлебозавод.
Каждый вечер Шурик запрягал Гнедка и ехал к театру, чтобы успеть к началу спектакля. Лошадь с санками оставлял на попечение дворника в соседнем дворе, платя ему за услугу, отдавал ему свою верхнюю одежонку и мчался в театр. Там в полюбившейся ложе иной раз удавалась присесть.