Через двадцать лет

Nat K. Watson

В университете талант развился, нуждаясь в подпитке и информации. Уже тогда Эрика собирала рецепты, существуя обособленно и не пытаясь никого обратить в свою веру. Бесполезно было объяснять однокурсникам, как распаляются самоуважение и здоровый интерес, когда кропотливый труд порождает что-нибудь изысканное и вкусное. Студенты и не пытались узнать – практически никогда. Некоторые крутили пальцем у виска, другие, всё же пересиливая комплексы, просили совета. Кому-то стало не по себе после первой пары мини-лекций, кто-то здорово расширил кругозор и обрёл новые навыки. Чьи-то вечеринки запомнились именно благодаря

её, Эрики, стряпне. В любом случае, девушка чувствовала себя властелином целого маленького мирка и радовалась, если другим от него была польза. Она твёрдо решила, что жизненная философия предлагает мудрые вещи – дальнейшую судьбу и талант надо связывать. А если повезёт, то и второй туда приплетать.

Сочинительство.

В школе Эрике неплохо давались эссе на свободные и не очень темы. Вопросы литературы и истории, коллективные дискуссии с множеством точек зрения, доклады о президентах и реформах – всё требовало времени, подготовки и, так или иначе, от кулинарии отвлекало. Разные материалы, разные задания, разные учителя, с коими нужно было поладить. А ещё маленькие литературные зарисовки – для себя. Иногда не маленькие. Иногда удачные и даваемые окружающим на ознакомление. Девушка рано сообразила, что неплохо управляется, не исключено, что именно за счёт своей обособленности. Возможно, по той же причине первая несчастная влюблённость, замена прозы стихами и горькие слёзы-покаяния перед матерью обошли Эрику стороной. А возможно, опять помогла жизненная философия, ограждавшая от глупостей. Тем более, Луиза в какой-то момент сама увлеклась, влюбилась и вышла замуж.

Да-да, она вышла замуж. Так в жизни Эрики появился отчим – Джеральд Рубинштейн, новая фамилия, на которой люди частенько спотыкались, и новые понятия семейных порядков.

Джеральд был человеком простым, работал в крупной фирме и о талантах имел представление смутное. По его мнению, карьера требовала исключительно труда, а не специфических предрасположенностей. К падчерице мужчина отнёсся хорошо, занявшись воспитанием тогда ещё подростка. Правда, делал он это бессистемно, как-то очень по-своему, что нередко ставило Эрику в тупик:

Ей не разрешалось курить лёгкие дамские сигареты, потому что они – дрянь, зато брать у отчима дорогие и, к слову, удушающе-тяжёлые – сколько угодно.

Она могла носить короткие юбки в школе, но на свидание следовало отправляться в джинсах или брюках.

Ей не стоило заниматься сочинительством смешных непонятных рассказиков, ибо ерунда. А вот подумать о том, чтобы однажды написать книгу по кулинарии – непременно-обязательно. Или вовсе пойти учиться на повара.

И, разумеется, лучше бы ей, Эрике готовить свой любимый бразильский коктейль из авокадо с молоком в отсутствие отчима, так как последний на дух не переносит оба компонента. С детства.

Пунктов было ещё много, в одних девушке удавалось разобраться самостоятельно, другие вызывали здоровое недоумение. Луиза порой легко соглашалась с мужем, а порой нет. Зато в вопросе сочинительства она целиком

и полностью поддержала сторону дочери, сказав, что нельзя отказываться от идей и мечтаний, а разобраться, что писать и где работать, Эрика всегда успеет.

Тут, конечно, супруги имели разные точки зрения.

Эрика в некотором роде была благодарна Джеральду, взвалившему на себя ответственность за чужого ребёнка и неизвестно кем начатую судьбу. Он проявил интерес – своеобразный, но всё-таки. Он не выказал недовольства и не порицал Луизу за сомнительное прошлое. Он вёл себя почти как идеальный родной отец. Девушка ценила такую удачу, потихоньку начав осознавать своё везение. В знак признательности она готовила отчиму его любимую говяжью вырезку, традиционно обжаренную в муке, чтобы сок не вытекал.

А потом мечты, глобальные и не очень, на время запрятались подальше – пристрастие к авокадо внезапно получило идеальное применение.

Всё началось с Джорджии, соседки Рубинштейнов, - особы столь же милой, сколь и навязчивой. Образу типичной одинокой американки соответствовала жизнь без видимого круга интересов, вечера в компании телевизора и растянутые бургерами шмотки.

– Эрика, ты не могла бы оказать мне профессиональную помощь? – как-то раз начала Джорджия, отловив девушку.
– Я очень хочу приготовить пиццу самостоятельно, мнение знающего человека не будет лишним.

– Знающего? – Эрика, чьи стремления пребывали пока на уровне хобби, а не карьеры, пожала плечами.
– Можно рискнуть, конечно. Однако я не уверена, что мои знания выдающиеся…

– Ах, спасибо-спасибо, ты просто душечка! Значит, сегодня вечером?

– Ммм…

– А завтра?

– Ну, в принципе…

– Тогда договорились. Завтра, в семь, я буду ждать! – не вслушиваясь особо в ответ, если таковой имелся, Джорджия чмокнула девушку пахнущими сладкой жвачкой губами. А затем проворно скрылась за дверью своей квартиры.

Вся короткая сцена имела место у мусоропровода, куда Эрика не успела засунуть большой пластиковый пакет. Гадая, что сейчас такое было, и почему Джо Морвин, при её наплевательском отношении, пожелала наконец-то качественной еды, девушка решила, что проще согласиться и узнать по факту. Она не задалась вопросом, какая причина напомнила соседке о «восхитительном маленьком мирке», а не о проверенных книгах или Интернете. В конце концов, Джорджия вела себя мило, всё в жизни хоть раз меняется. И с помогающего не убудет.

На деле скромный частный урок больше напомнил популярный открытый семинар: когда Эрика, вооружившись персональным фартучком, постучалась к мисс Морвин, у той уже находилась компания из двух незнакомых дам – таких же типично гамбургерных, как и сама Джо. Хозяйка, не выходя из роли милого существа, развела руками и пояснила, что нуждается в моральной поддержке.

– Мардж и Сью тоже заинтересовались пиццей, нам помогут. Ведь ты не против?