Через двадцать лет
Шрифт:
Нет, разумеется, всё было на самом деле не слишком аккуратно: разводы вообще такими редко получаются. Особенно, если в истории замешана другая женщина; особенно, если она существует уже несколько лет, скрываемая ото всех. Особенно если непонятная вина-горечь-усталость-безысходность терзает робкого виновника проблемы – мужчину, мужа и отчима.
Луиза, не любившая скандалов, отпустила супруга мирно и без истерик, внеся лишь несколько поправок в раздел нехитрого совместного имущества. Впрочем, какое такое имущество было у учительницы? Чем Джеральд владел, то и забрал, мучаясь от страшной
Почти идеальный родной отец. Ха-ха.
Почти идеальный.
Родной.
Отец.
«Надо остановить его и сказать колкость… Зачем? Папа… Нет, даже не «папа», именно «Джеральд» - оно само сложилось, как складываются горячие блинчики или исторические события. Лжец, до чего бесстыдно, беспрепятственно бросает семью, будто новой миссис Рубинштейн опора и поддержка нужнее, чем им! Зря не подлила ему слабительного накануне за ужином. А может, сменить фамилию? Чисто из принципа, чтобы на душе полегчало…»
Эрика догадывалась, что ведёт себя неразумно, а мыслит ещё неразумнее. Разводы – процесс не менее естественный, чем опоздание на работу: почти с каждым случается. Но приятнее и спокойнее от этого не становилось. И Луиза, внезапно возникшая за спиной дочери, невольно усилила ощущение, точно каверзные идеи о слабительном бросали тень на репутацию интеллигентного человека. Джеральд, между тем, закончил сборы и, приблизился к обеим женщинам.
– Ну, удачи, наверное? Простите меня ещё раз, что так выходит…
И протянул руку для пожатия.
Эрика, обалдевая от сцены, пустила мать вперёд, позволила сказать подходящую ерунду, не менее интеллигентную, чем сама Луиза. Как на собеседовании, честное слово. А где же объятие напоследок или какая-нибудь милая шутка? Где контрольный комплимент говядине в муке? Где, чёрт возьми, тот бессистемный, но интересный человек, запрещавший дешёвые сигареты? Быстро он освоился со статусом разведённого незнакомца…
– Удачи, мистер Рубинштейн, - процедила Эрика, надеясь, что слёзы всё-таки не польются. Наверное, в тот самый день она впервые выпустила негативные эмоции, не прессуя их в себе. И впервые не была исключительно хорошим существом, повелевающим кухней. Луиза погладила дочь по плечу, но Эрика не обратила внимания на примирительный жест. Она шагнула в сторону, чувствуя себя преданной и освобождая путь для Джеральда с его имуществом.
Больше они не виделись. Если не считать СМС по праздникам и электронных писем пару раз в месяц, визуальное воплощение отца исчезло. «Псевдо-отца», - изредка добавлял внутренний голос. Луиза, в силу возраста перенёсшая разрыв отношений спокойнее, на дочь не давила и не принуждала к неловким встречам. А та не считала себя обязанной или виноватой, каждый раз видя перед глазами финальное рукопожатие, по-мужски трусливое и бестактное.
Почти идеальный отец?
Со временем, конечно, страсти поутихли. Университет и кулинарный клуб опять захватили, перекрыв доступ глупой горячности. С книгой девушку не донимали, осознав сложную ситуацию и аналогичное настроение. Возиться со сменой фамилии Эрика не рискнула, рассудив, что головная боль от кучи документов испортит середину гладкого учебного года. Потом энтузиазм и дело принципа вовсе перестали тревожить. В конце концов, они с матерью были свободны и независимы, вели размеренный образ жизни и радовались. Да, несомненно, радовались, а фамилия… Кому какое дело?
Глобальные мечты, затрепыхавшись в душе, снова потянулись к сознанию, да и судьбе, кажется, было угодно извиниться за недавний «фортель». Именно тогда в жизни Эрики появился Виктор…
* * *
– Мышка! Эй, Мышка, я здесь!
Высокая фигура на другой стороне дороги, как раз напротив выхода из метро, активно махала руками и чуть ли не подпрыгивала. Виктор Ньюман, опережавший по своей точности знаменитые швейцарские часы, прибыл на встречу раньше и сгорал от нетерпения. Или замерзал от холода, что более вероятно – широкую улицу продувал сильный ветер. Эрика, улыбнувшись, перехватила подарки поудобнее и направилась вперёд, лавируя в толпе взбудораженных американцев.
– Привет, Первооткрыватель!
– Привет, Мышка, ты сегодня вовремя!
– Иногда с женщинами случается, Вик, разве плохо?
Поцелуйчики рассыпались по щекам – не как в редакции, а вполне себе нормальные. Виктор, надевая старую сумку через плечо, ухитрился одной рукой обнять подругу и едва не помять её свёртки.
– То, что вовремя – хорошо. А вот я освободился раньше и успел покрыться инеем в пути. Ну что, идём?
– Идём.
Эрика, вручив спутнику разноцветный груз, прижалась теснее к мужскому полупальто, перечёркнутому по груди ремнём сумки. С Виктором девушка познакомилась на предпоследнем курсе университета, совершенно случайно, но как раз данная случайность и вернула здоровое отношение к жизни. Без пяти минут журналистка ещё только готовилась выйти в широкий мир, тогда как переполненный идеями уже почти совсем археолог оставил магистратуру за плечами и продолжал сотрудничество с институтом изучения древнего мира. Виктор умел смеяться, будучи совершенно серьёзным, а так же сохранять серьёзность, когда распирало от смеха. Он хорошо подавал себя в научных кругах, увлекался античной культурой и вышедшими из моды печатными машинками, а его таланту разом впихнуть в сумку множество вещей завидовала каждая однокурсница.
Впрочем, совсем скоро завидовать стали Эрике, с которой Виктор начал встречаться. Подтверждая теорию вернувшегося везения, жизнь преподнесла всё: и цветы, и милое совместное проживание, и отличный секс, похожий на аппетитные утренние тосты. Было взаимопонимание и отсутствие ссор, были Мышка и Первооткрыватель – прозвища друг другу. Ещё было обсуждение священных доклассических и классических периодов становления цивилизации майя – Эрика согласилась терпеть профессиональный пунктик Ньюмана, ибо археологу нужно было на чём-то зациклиться.