Через сто лет
Шрифт:
– Я тебя опять вызываю, – сказал я.
– Что? – не понял Беловоблов.
– На дуэль, – повторил я. – Послушай, ты, сказитель, я тебя на дуэль вызываю.
Сказал я как можно грознее и героичнее.
– Да ты меня вызывал уже. – Этот Беловоблов поглядел сквозь меня, на Кострому поглядел
– Еще раз вызываю.
– Да отстань ты… – оттолкнул меня Беловоблов. – Так вот, я хочу рассказать одну самую интересную историю, самую…
Кажется, надо в лицо перчатку кидать, но перчаток я сроду не носил, я просто стукнул его по уху. Со всей силы. Ухо сплющилось по черепу, голова же у него даже не покачнулась, крепкая.
– Ну, ладно, – Беловоблов облизал зубы. – Ты меня просто вынуждаешь…
– Стоп. – Костромина встряла между нами. – Все надо делать правильно. А то какой смысл? А вообще… Вообще я очень рада. Ребята. – Костромина подпрыгнула и ободряюще похлопала нас по плечам. – Ребята, у нас все серьезно ведь происходит, по-настоящему. Вы разозлились, как я погляжу.
– Я не разозлился, – буркнул Беловоблов. – Просто он меня ударил исподтишка, это нечестно…
– Все просто замечательно, – воскликнула Кострома. – Я так рада, что ты согласился. Молодец. Герой.
Кострома полыхнула на беспозвоночного повышенным энтузиазмом. Беловоблов поглядел на нее с некоторым подозрением. И даже с к.б. опасением. Видимо, давно не переживал таких эмоциональных бурь.
– Не пугайся, – успокоил его я. – Все в порядке. Она всегда такая в последнее время. Душу качает.
– Что? – не понял Беловоблов.
– Душу упражняет. Что такое душа, знаешь?
Беловоблов закрыл глаза и вспомнил:
– Душа есть нематериальная субстанция, представляющая собой комплекс психофизических реакций на раздражители окружающей социальной среды…
Я громко щелкнул пальцами. Беловоблов замолчал.
– Философский словарь, – прокомментировала Костромина сие выступление. – Верно ведь?
– Современный словарь атеизма, – поправил Беловоблов. – Прадедушкин еще.
– Это у тебя фамилия такая должна быть – Прадедушкин, – сказал я Беловоблову. – Тебе очень пойдет. Прадедушкин-Дюрсо. Как тебя там по имени? Круизер Матвеевич?
Беловоблов опять не засмеялся.
– Молодец, – сказала Костромина уже в мою сторону. – Набираешься опыта. Общаешься со мной – и тоже укрепляешь душу. Со стороны юмора. Так постепенно и обрящешь.
– Вот видишь, – сказал я «Прадедушкину». – Душу тоже можно натренировать. Главное стараться.
– Как это? – продолжал не понимать Беловоблов, ухо поглаживал.
Кинулся бы, что ли, на меня, я его по уху, а он почесывается. Тот еще слизень. Надо было ему ухо зажигалкой.
– Так, – сказал я. – Душу можно развить. Берешь душу – и упражняешь, упражняешь… Катаболический эффект.
– Мы здесь не по поводу души Беловоблова, – сказала Костромина к.б. строго. – Мы здесь совершенно по другому поводу.
– Да, – глупо сказал Беловоблов. – Да, Поленов меня вызвал на бой…
– Вызов, Беловоблов, это серьезно, – заметила Костромина. – Это тебе не просто так. От него просто так не отвертишься.
Беловоблов пожал плечами, Костромина продолжала:
– Ты пойми, дурачок, когда Света узнает, что ты дрался за нее не на жизнь, а на смерть – она сразу тебе спасибо скажет. Большое человеческое спасибо, слышал про такое?
Беловоблов с сомнением хрюкнул.
Костромина сняла с полки маленькую книжицу, отпечатанную на серой бумаге. «Дуэльный кодекс», успел прочитать я. Но она сунула книжку Беловоблову, не мне.
– Я изучила, как это делали раньше, и пришла к выводу, что нам это не очень подходит. Раньше было принято стреляться…
На пистолетах, знаем, кино видели. Аристократы надевают белые рубашки, идут к мельнице, жуя мерзлую рябину, вышибают друг другу черепушки и падают в снег, истекая кровью. У нас такое, конечно, не пройдет. Мельницы нигде не найти, все сломали, зачем нам мука? Разве что в Голландии где, но до Голландии никак не добраться. Рябины нет, есть чертополох засохший. Пистолеты. Конечно, можно пойти в Музей цивилизации, там оружия всякого валяется просто в изобилии, да только проку от этого оружия нам совсем никакого нет. Из пистолета мы друг друга даже не покалечим, даже если в голову стрелять. А какой интерес в дуэли без членовредительства? Правильно, никакого.
На саблях еще раньше дрались, возьмут сабли и фехтуют, пока один другому кишки не выпустит, или голову пока не отрубит. И здесь, на первый взгляд, возникает интерес – поскольку голова сама по себе не регенерирует, если голову снесешь – все, конец, обратно не прикрепишь. Но тут у этого моего соперника налицо преимущества – у него позвонки сросшиеся, да так крепко, что даже мне их не разрубить. То есть он мне башку снести может, а я ему нет. Какая же это тогда дуэль?
На ядах еще раньше дуэлировали – это, понятно, нам не поможет, разве что кислоту глотать, но это тоже не выход, заживет все рано или поздно.
– …Можно натянуть между небоскребами канат и идти навстречу друг другу и бороться. Но потом я поняла, что это технически сложно осуществимо.
– Почему? – глупо спросил Беловоблов.
– Небоскребов нет поблизости, Прадедушкин, – объяснил я.
Беловоблов даже к.б. не обиделся, совсем запущенный тип. А еще в человека влюбиться хочет. Ему бы в кассовый аппарат влюбиться. Или в батарею. Это бы да.
– Совершенно верно, – согласилась Кострома. – Подходящих зданий, к сожалению, нет. Девять этажей для нас маловато, не успеем набрать ускорение…
Как, все-таки, экзотически мыслит Кострома. Толкаться на канате, натянутом между небоскребами. Полет мысли. Ускорение. Вдохновение к.б. Наверное, когда она человеком станет, сильно преуспеет.
– Тут ты, Поленов, прав. – Костромина поглядела на меня с укоризной, будто это я разрушил все небоскребы вокруг. – Небоскреба сейчас не сыщешь.
– Я вот тут предлагаю… – Я хотел предложить бензопилы, но Костромина остановила меня жестом.
И к.б. в задумчивость погрузилась.
Она расхаживала по комнате, а мы сидели на бревне. Последний раз я был в гостях у Костромы больше года назад, с тех пор многое изменилось.