Через все преграды
Шрифт:
— Рли-и-ли-рли-ли-рли-ли-ли-рли…
Под звон этой песни и баюкающий шелест листьев перед мысленным взором Сережи го мелькал знакомый дедушкин домик в Вязьме: «Эх, хорошо бы сейчас там быть!», то вставали дымящиеся трубы заводов. Мелькнула целая толпа приятелей. Инна с прижавшейся к ней Наташей… «А где же остальные?» — «Идем, сейчас покажу», — говорит старик Яков. Он открывает дверь. Слышен визг железа. Машина, вроде комбайна, поворачивается. Внутри ее знакомые женщины. Они кричат что-то, но слов не разобрать. Только повизгивает железо: цыв-дзык,
— Прочь! — толкает его Сергей и в ужасе просыпается.
Солнце напекло спину. Гулко билось сердце в груди. Мальчик поднял голову и увидел Марию. Она шла к колодцу, который находился с другой стороны бани. Это у нее в руках повизгивало дужкой болтавшееся ведро. Проходя мимо строптивого пастуха, она даже не взглянула на него, что должно было означать высшую степень ненависти к нему.
Сережу удивляло, что девятилетнюю девочку заставляли таскать воду. В первый же день своего пребывания на хуторе он помог ей наносить полную кадку, что стояла во дворе. Но Марии нашлась другая, не менее тяжелая работа — поливать огород навозной жижей. Никого из домашних старик Яков без работы не оставлял ни на час.
Девочка скрылась за углом бани. У колодца зазвенела цепь, лязгнула защелка о дужку ведра, и несколько раз сухо курлыкнуло деревянное колесо, по которому скатывалась цепь. Слышно было, как ведро ударилось дном о воду. Потом колесико закурлыкало медленно и протяжно — ведро поднимали вверх.
Сережа встал, чтобы уйти с солнцепека, как вдруг его остановил жалобный вскрик, а за ним — шум быстро скользящей цепи и бухающийся всплеск воды в колодце.
«Ведро уронила!» — отметил он про себя. Едва так подумал, как глухой, прерывистый вопль заставил его метнуться к колодцу.
У низкого серого сруба — никого! Сережа взбежал на скользкие мокрые доски и заглянул в колодец. Вода была неглубоко, метрах в трех, и он сразу различил мелькнувшие на поверхности маленькие белые руки. На секунду показалась голова. Раздался стон, и снова все исчезло.
Сергей в отчаянии оглянулся: кругом ни души! Баня закрывала дом. Кто тут поможет? Лицо его перекосилось, как от физической боли. Он обежал зачем-то вокруг колодца и опять припал грудью к срубу. Мелькнула надежда, что утопающая схватится за цепь. Но Мария опять лишь на миг показалась на поверхности. Теперь она даже не крикнула, а только шумно взахлеб хватила горлом воздух.
Недолго думая, мальчик перекинул в колодец ногу и ухватился за цепь, прикрепленную наглухо одним концом к толстой дубовой рогатке с колесом. Обжигая ладони, скользнул вниз, пока до плеч не вошел в воду. Колючий обруч сдавил грудь.
— Ух-хх! — невольно вскрикнул он, втягивая и выдыхая воздух. От холода зашлось сердце, в тело вонзились тысячи острых игл.
Ноги не нащупали дна, а лишь задели за ведро. «Глубоко как!» Хотелось рывком выскочить из ледяных тисков. «Где она? Не успею… Не выберусь!.. Да где же она?» — мелькали обрывки мыслей.
В эту минуту холодная,
— Держись за цепь! Держись, не отпускай! — приказал ей Сережа.
Быстрыми рывками он стал подтягиваться вверх. Раз… другой… третий. Руки слабели с каждой секундой, пальцы ныли, с трудом сжимая холодные звенья; мокрые ноги скользили по цепи, нисколько не помогая рукам. «Неужели сорвусь? — испуганно подумал парнишка, чувствуя, как онемевшие пальцы начинают сползать вниз. — Нет! Нельзя, нельзя! Совсем немного осталось!» И он, стиснув зубы, напрягая последние силы, подтягивал вверх еще на несколько сантиметров трясущееся тело.
Раньше для него подняться по канату или цепи на три-четыре метра не представляло никакого труда. Теперь же, задыхающийся, мокрый, с дрожащими от слабости руками и ногами, он едва перевалился через край сруба.
— Помогите!.. Помогите!.. — позвал он, но слабый голос потерялся в кустах.
Помощи ждать было некогда: Мария замерзала в холодной воде. Несколько отдышавшись, Сергей уперся ногой в сруб и стал поднимать девочку и ведро с водой.
Дрожа каждым мускулом, он упрямо тащил цепь, а побледневшие непослушные руки, безнадежно, звено за звеном, теряли ее. На боль Сережа не обращал внимания — он преодолевал ее. Но заставить онемевшие пальцы сжиматься сильнее не мог: они уже не подчинялись ему. Это был предел.
Когда над срубом показалась наконец знакомая голова с прилипшими на лбу белыми прядками волос, силы совсем оставили его. Помогла Мария сама. Привстав из ведра, она навалилась на сруб грудью. Сережа дотянулся до ее платья и волоком потащил через край колодца. Ведро с водой полетело вниз, а дети повалились на землю.
Из-за угла бани вышел Петр. Он видел, как последним отчаянным усилием Сережа вытащил из колодца его племянницу. Подхватив мокрую девочку на руки, Петр бросился с ней в дом.
А бледный, с посиневшими губами Сережа еще минут двадцать лежал возле колодца, пока собрался с силами, чтобы идти к себе на сеновал.
С этого дня положение Сережи в семье Рейнсонов значительно изменилось к лучшему. Если раньше его кормили либо до, либо после всех, то теперь хозяйка сажала его за стол вместе с собой. Ел Сережа много. Но старый Яков не следил больше за каждым куском, взятым мальчиком из хлебницы, не заводил при нем во время еды нудных, лицемерных разговоров о дороговизне продуктов, о том, что сейчас «все едят с порции». А старуха, вечно занятая чугунами, помоями и свиньями, провожая пастуха в поле, совала ему в руки ломоть хлеба.