Через звезды – к терниям, или Есть ли смысл жизни на Марсе?
Шрифт:
Заговор
Радостная, бодрящая, вселяющая уверенность и веселье музыка заполняла пространство. Характер её и сила звука были таковы, что исключали всякую возможность мысленной деятельности. Человеческий голос доносился, словно пробивая толстую перьевую подушку:
– Да выключите вы динамик! – гаркнул Кирилл Бобров хозяину кабинета.
Артур Иванцов повернулся к нему. Он стоял возле сплошного, во всю стену, окна, и весь вид его отражал довольство, легкомыслие и удовлетворение исправностью процесса пищеварения и прочими процессами, бытующими в его организме.
За окном развертывались геометрически правильные очертания космодрома.
Иванцов побарабанил себя пальцами по животу в районе желудка, потом – печени и вопросительно
– Выруби эту дурацкую музыку!
Иванцов нажал на кнопку, и музыка словно прыжком перенеслась за стены кабинета – в этот час репродукторы отдавали волнами жизнерадостности и бездумья все прилегающее к космодрому пространство.
Оба присутствующих были не молоды – им было за пятьдесят и, скорее, даже под шестьдесят – и, соответственно, их знакомство имело солидный стаж.
Если господин Иванцов после смерти попадет в роскошную небесную гостиницу под названием «Рай», то в книге приезжих его запишут как крупного инженера, создателя космических кораблей, «Королёва XXI века», и немедленно поведут кормить райским яблочками.
Чертенятам же в аду трудно придется с Кириком Бобровым. Бе бо сложно им будет разобраться, за какие грехи надобно его карать: был он и писателем, и создателем социальных доктрин, и основателем собственной политической партии, которая наверняка победила бы в умозрительной республике справедливости, если бы эту республику удалось предварительно основать. Наибольшую известность он получил как автор романов, крепко настоянных на густом, мужественном, если не сказать, самцовском, восприятии мира – в стиле Хемингуэя, но похуже.
Внешностью они также сильно отличались друг от друга. Иванцов был чуть ниже среднего роста, по-юношески худощав и подтянут, у него был вид Монтеня или Декарта: нос с горбинкой и припухшие лукавые глаза. Мудрецкий вид его подчеркивали совершенно седые, но еще густые волосы.
Бобров был тяжел и грузен, трудно было отделаться от впечатления, что у него под пиджаком, между головой и бедрами, забит сложенный вдвое матрас; этот матрас передвигался с помощью тумбообразных ног, постоянно обутых в дурацкие, детского фасона сандалии, по площади подошвы немного превосходящие слоновью ступню. Сбоку к этому «матрасу» были приделаны две здоровенные, волосатые, веснушчатые ручищи, которыми он писал романы, ловил тунцов, стрелял оленей, тискал женщин и чинил свои дурацкие сандалии, когда они рвались или когда ему было просто скучно.
Голова у Боброва была большая, долихоцефалистая, на лице у него сумели свободно разместиться и высокий сократовский лоб, и массивный, пористый нос, и все это изобилие заняло не более половины поверхности; остальное ушло на обширную нижнюю часть лица, которая своей массивностью придавала ему несколько унылый и тяжеловатый вид. Очки на таком лице были совершение неуместны, но зато имелась тяжеловесная, старомодная (или ультрамодная) трубка, типа тех, которые были неотъемлемым декором капитанов кораблей Его Величества времен парусов и дымного пороха.
– Мой милый друг! 0тчего вы в столь скверном настроении? Сегодня такой прекрасный, радостный день! – пропел Иванцов.
– Мерзость!– буркнул его визави. – Противно, что твой талант служит такой гнуснейшей затее!
– Бедняга! Опять разлитие желчи!
– Что гнуснее можно придумать? Они бегут, как крысы с гибнущего корабля! Те, кто более всех нагадили на этой несчастной планете, первыми спешат удрать с нее! – кроме всего прочего, Кирюха был еще и отъявленным экологом.
Уже давно настали те времена, когда те жители планеты, которые обладали достаточными финансовыми возможностями, предпочитали покинуть нашу бренную землю и переселиться на небеса – в самом непосредственном смысле. Что может быть приятнее гламурной жизни на комфортабельной космической ракете в избранном обществе, на безопасном удалении от голубого шарика, заселенного восемью миллиардами двуногих существ, жаждущих воздуха, жратвы, любви, счастья, дивидендов, приключений, крови и других самых разнообразных вещей, издревле движущих ими, управляющих ими, губящими, калечущими, возносящими на вершины желаемого и повергающими в пучины безысходности?
Пример был подан еще в начале столетия, когда началась коммерческая отправка «космических туристов». Постепенно бизнес разрастался. На орбиту выводились космические станции, предназначенные исключительно для «туристов»; размеры их росли, условия обитания становились сначала комфортными, потом – роскошными. Окончательно космос превратился в Елисейские поля современности после образования Национальной космической корпорации (НКК). Великолепнейшие «межпланетные» яхты с десятками бездельников на борту не просто кружились на орбите вокруг матушки-Земли, но отправлялись «на экскурсии» все дальше и дальше, бороздя «небеса обетованные» от Нептуна до Венеры. Бриллиантовая молодежь, не знающая, как прожечь папины-мамины капиталы, уносилась в черноту пространства, дабы предаваться среди бесконечности Вселенной всем возможным развлечениям, какие только в состоянии породить человеческая фантазия. Однако и мизантропы, набив свои космические посудины консервными банками, находили отдохновение от общества себе подобных на бесконечных орбитах одиночества.
Разумеется, Бобров был далеко не одинок в своем негодовании; за самой изгородью, окружающей космодром, начинался громадный «лагерь протеста». Несколько тысяч из числа тех, у кого не хватило денег на «космический улёт», и всяких прочих «антиглобалистов», собрались в палаточном лагере для того, чтобы посмотреть на необыкновенное зрелище, попить пивка на свежем воздухе в понимающей компании и, само собой, выразить протест против бегства «денежных тузов от судеб всего человечества».
Лагерь существовал уже несколько лет; одни люди уходили, другие приходили; живописные шатры, палатки, складные домики, множество автомобилей с прицепами и без заполняли окрестные холмы – типичный пейзаж массового отдыха на природе эпохи развитого постиндустриализма. Управлению космодрома эта затянувшаяся акция особых неприятностей не причиняла. Разве что протестная публика время от времени перекрывала ради забавы какой-нибудь из подъездных путей.
Во-вторых же, в промежутках между пикетами и шашлыками, дирекцию осаждали толпы оптимистов, надеющихся получить на космодроме хорошую, высокооплачиваемую работу. Их приходилось гнать.
Так как на сегодня была назначена отправка космических туристов на «Лель» – особо вместительную или комфортабельную яхту, способную вместить за сотню человек, то в лагере наблюдалось непривычное оживление. Пикетчики заготовили две громадные растяжки. Одна из них, растянутая едва ли не на сто метров, была многоречива и гласила: «Вы, поставившие мир на грань экологической катастрофы, имейте силы разделить судьбу миллиардов!»
Другая была покороче и вмещала лишь одно выразительное словцо, к сожалению, матерное. Плакат этот время от времени возникал над головами протестантов, потом застенчиво тонул за ними, заставляя периодически гоготать народ и по ту, и по эту сторону ограды космодрома.
– Ну-ка, послушаем, что там творится, – произнес Иванцов и нажал на тумблер; в кабинет немедленно влились звуки бодрого репортерского голоса, захлебывающегося от избытка восторга и восхищения:
– Сегодня новая группа отважных покорителей космоса покинет нашу родную Землю. Да, да, именно отважных, ибо, несмотря на все достижения современного ракетостроения, на весь комфорт, который сопровождает подобные путешествия, нужно изрядное мужество для того, чтобы остаться на многие дни один на один с Бездонным Безмолвием Великой Звездности. Через несколько минут наши герои стартуют на «челноке», который доставит их на околоземную орбиту, где ожидает великолепная космическая яхта «Лель», построенная НКК по проекту Королева наших дней Артура Иванцова – человека, имя которого стадо залогом безопасности и комфортабельности космических полетов!