Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле

Greko

К моему удивлению, нас поджидали у судьи еще и англичане, Стюарт с Джонсом.

После нескольких уточняющих вопросов судья согласился выслушать Спенсера.

— Ваша честь!.. Достопочтимый судья, – поправился Спенсер. – Этот человек, Варвакис, работает на меня. В ночь убийства грека Теримоса и на следующее утро он никак не мог оказаться на месте преступления. Около трех часов по полуночи я и мой друг, – он кивнул на офицера, – вернулись после большого приема в пансион в Пере, где я проживаю. Означенный Варвакис принял у меня лошадь, чтобы устроить ее в конюшне. Утром он проводил этих джентльменов, – снова кивок, теперь уже на англичан, – в Гедикпаша Хамами, чему есть многочисленные свидетели.

— Готов ли господин офицер поклясться, что все так и было? – спросил кади невозмутимо.

— Да, достопочтимый судья. Клянусь, что сопровождал Спенсера-эфенди ночью означенного дня до его пансиона! Мы возвращались с приема у румелийского паши в честь нашего гостя. Он, действительно, передал свою лошадь на конюшню. Кто принял поводья, я не видел.

— Господа инглезы… – кади посмотрел на англичан.

— Все так и было, достопочтимый судья, подтверждаем и клянемся, что все вместе посетили утром того дня бани у Гранд Базара! – хором ответили мистеры Стюарт и Джонс.

— И золото на выкуп раба, как я понимаю, появилось из ваших рук, мистер Спенсер?

— Истинно так! – не задумываясь, подтвердил Эдмонд.

— Я видел вас на своем суде и даже предположил, что вы можете быть причастны к финансовой стороне дела. Но вот, что не дает мне покоя: как грек Варвакис может одновременно служить вам и русским в Бююкдере? – кади откинулся на подушку с видом человека, поймавшего рыбу своей мечты.

Турецкий офицер, друг Спенсера, выдвинулся вперед и, склонившись к судье, что-то зашептал ему на ухо. Кади недовольно морщился, поглядывая на англичан, потом его лицо и вовсе приняло злое выражение.

— Мне нет дела до игр этих господ! У нас тут уголовный суд, а проступки такого рода пусть рассматривает шейх-уль-ислам или чиновники визиря в Топкапы.

Офицер развел руки: мол, больше добавить нечего.

— Почему ты молчал на моем суде? – обратился кади уже ко мне.

Мне трудно было говорить, лицо горело, все тело ныло. Я стоял на коленях. Нюхнув из флакончика, от которого распространился резкий запах аммиака, и не получив за это замечаний, собрался с силами, чтобы ответить.

— Достопочтимый судья, я не мог говорить о делах своего господина, не получив на то его разрешения.

Кади, выслушав все объяснения, завис в своих раздумьях. Напряжение витало в воздухе, все ждали его решения.

— Специально для гостя нашей столицы, – неожиданно он нарушил тишину, обратившись к Спенсеру, – разъясню некоторые аспекты исламского правосудия в османском мире. Мне бы не хотелось, чтобы у него сложилось предвзятое мнение о нашем судопроизводстве вообще и моих решениях, в частности. Мне сказали, что вы – писатель, потому нежелательно, чтобы на страницы вашей книги пролился искаженный свет.

Спенсер любезно поклонился судье. Тот продолжил:

— Основой для моих решений служит канун наме, включающий основные источники ханифатского права. Есть виды преступлений и соответствующих им наказаний, прямо прописанные в священных текстах, которым я, как судья, обязан следовать. Как и установленным процедурам. Так, для ареста необходимы показания двух свидетелей-мужчин, которые мы имели, принимая решение задержать грека Варвакиса. Теперь мы имеем четырех свидетелей, слову которых можно доверять, а также Клятву, по значимости равную письменному договору. Ненадежность показаний первых свидетелей и полученные сегодня объяснения дают нам основания считать грека Варвакиса невиновным в событиях вокруг убийства другого немусульманина Теримоса Никоса.

Я не смог сдержать облегченного возгласа, Спенсер и его друг-офицер – улыбок, а начальник стражника – недовольной гримасы. Стюарт и Джонс в обычной для англичан манере демонстрировали невозмутимость.

— Почему-то мир пребывает в заблуждении, что османские законы суровы и безжалостны, – кади снова обращался непосредственно к Эдмонду. – Особо критикуют один из видов наказания – отсечение руки. Да будет вам известно, что подобные случаи я могу припомнить всего дважды за последние 20 лет. Чаще мы, судьи, применяем телесные наказания и штрафы. Особенно в делах о преступлениях, не описанных в канун наме. Наказание за такие преступные действия – та зир – предусматривает битье палкой и штраф, равный одной монете за один удар палкой. Сколько ударов палкой получил Варвакис во время допроса?

— 22, достопочтимый судья, – немедленно отозвался начальник стражников.

— Грек Коста Варвакис, ты приговариваешься к 22 ударам палкой и равному им количеству пиастров за введение суд в заблуждение на предварительных слушаниях. Наказание палкой исполнено, осталось заплатить штраф. Да будет так! – подытожил кади судебное заседание.

— Пусть решение суда не вводит вас в заблуждение, – пояснял нам на плохом английском турецкий офицер, так и оставшийся неназванным. Мы возвращались в коляске в пансион Джузепино после оплаты штрафа на месте. – Не скажу, что это обычная практика. Каждый судья в Империи достаточно независим. Наш кади просто решил выгородить себя и полицейского начальника от возможного иска о возмещении морального и имущественного вреда от Косты.

Спенсер кое-как отволок меня на ту самую конюшню, где я якобы его поджидал в ночь убийства Никоса. Устроив меня на соломе в углу, он хмыкнул:

— Видишь, теперь мой черед пришел тебя таскать. Выходит, мы квиты!

— Нет, сэр, я в неоплатном долгу перед вами.

— Да уж, сложно придумать ситуацию, как ты рассчитаешься со мной за лжесвидетельство в суде. Но какой вдохновляющий опыт! Об этом я буду рассказывать в гостиных Лондона месяцами! С тобой, Коста, одни приключения. А сколько нас еще ждет впереди! Но об этом мы поговорим, когда ты встанешь на ноги, а твоя душа выберется из твоих пяток! – расхохотался мой спаситель.

Меня ждало еще одно свидание. Ближе к вечеру на конюшню прибыл Цикалиоти в сопровождении врача из русского посольства, которого он представил господином Либертом.

Врач осмотрел мои пятки, прописал прикладывать лед и охлаждающие компрессы, от боли выдал мне пузырек макового молочка.

— Повезло вашему соотечественнику, – заключил доктор. – Если бы секли не розгами, а применили палку, могла образоваться трещина в таранной кости – мерзкое вышло бы дело. Но ни переломов, ни трещин я не вижу, только отеки и гематомы. Полежит с недельку, потом походит, как балерина, на цыпочках какое-то время. Время, оно вообще лечит.