Черная часовня
Шрифт:
Так что мы втроем принялись праздно шататься перед дверью, будто бы споря друг с другом, в то время как Шерлок Холмс достал из рваного кармана несколько маленьких металлических инструментов и приступил к работе, взламывая дверной замок со сноровкой прирожденного грабителя.
Приключение становилось еще более захватывающим, чем я могла надеяться! Как и Нелл после ее сольного визита к мистеру Холмсу, я испытывала безумное нетерпение записать каждую мелочь, пока события еще свежи в памяти. Но так как в отличие от нее я не была известна привычкой делать постоянные записи, ангелу-учетчику [118] у меня в голове придется попридержать коней. Интересно, носит ли он ковбойские сапоги?..
118
Ангел-хранитель, который ведет запись всех дел и поступков подопечного.
Дверь чуточку приоткрылась, словно почтенная вдова, слегка вздыхающая перед ужином. Меня сковала нерешительность: раньше я никогда и никуда не проникала незаконно. О, я множество раз входила без приглашения или обманом, но никогда… преступно.
В подтверждение того, что среди нас есть опытные сыщики, Ирен, не теряя времени, скользнула в расширившийся проем, и мистер Холмс юркнул за ней по пятам.
Я напоследок осмотрела тихую улицу и нырнула за Нелл в темноту.
И тотчас же столкнулась с Шерлоком Холмсом, который придерживал дверь позади меня.
– Терпение, мисс Пинк, – сказал он с иронией. – Мы всего лишь четыре лисы в курятнике, где прячутся сотни цыпочек.
Хотя аналогия мистера Холмса могла подойти нашей женской компании и американскому происхождению двоих из нас, место, куда мы попали, и близко не лежало со скромным курятником: огромный зал с колоннами скорее напоминал древнеегипетский храм в Карнаке.
– Музей выглядит странно без электрического освещения, – оживленно заметила Ирен. – Благодаря электричеству восковые фигуры лучше сохраняются от порчи, чем в более жарком свете масляных ламп. Это первое подобное здание в Париже, способное похвастать таким современным комфортом. Если бы и театры были так оснащены! Многие страдающие излишком веса теноры едва не плавятся под огнями рампы.
– Сколько ты знаешь об этом месте, – заметила Нелл с легкой подозрительностью. Она очень ревниво относилась ко всем передвижениям Ирен.
– Мы были здесь с Годфри во время одной из поездок в Париж. Посетили музей Гревен.
– Вот как. Ты не рассказывала.
– Да, вот так. Ты не спрашивала.
– Значит, вы хорошо знаете здание? – спросил мистер Холмс почти с той же резкостью, что и Нелл. Интересно, он-то к чему приревновал Ирен? – Я не привык следовать за женской логикой, мадам Нортон. Предполагаю, сюда вас привели некие сведения, которыми вы не хотите делиться.
– Просто обычная интуиция, – ответила она беспечно. – Я всегда находила интуицию величайшим преимуществом на сцене и не вижу причин игнорировать ее преимущества в реальной жизни.
– Признаю, что обнаружил признаки предшествующего взлома входной двери.
– Взломщики все еще здесь? – прошептала Нелл; ее расширенные глаза сияли белками в свете прикрытых шторок фонаря, который снова вручили мне, когда мистер Холмс сосредоточил все свое внимание и обе руки на процессе взлома и проникновения.
– Спросите мадам Интуицию, – буркнул он обиженно.
Полагаю, что великого сыщика, привыкшего работать в одиночку, весьма возмущала компания стаи фальшивых гусаков. А все-таки именно мы привели его на место ужасающего продолжения уайтчепелских убийств. Ведь если та же фраза, которую так быстро стерли на Гоулстон-стрит – после сегодняшнего я предложила бы переименовать ее в «Гулстон-стрит» [119] , – теперь появилась на французском языке на каменных стенах похожего на катакомбы парижского погреба… до чего еще додумается наш убийца-извращенец?
119
От слова «ghoul» – вампир, вурдалак (англ.).
– Надеюсь, – сказал Шерлок Холмс, – что мадам Нортон объяснится, когда наш осмотр воскового мира подойдет к концу.
– А я надеюсь, – ответила она, – что после нашего осмотра в моих объяснениях больше не будет необходимости.
Я направила свет фонаря вперед, поощряя своих сообщников больше действовать и меньше болтать. Если в столь мрачном месте нам предстоит повстречаться с чудовищем, я бы предпочла покончить с этим поскорее.
Тем не менее, когда блуждающий луч света выхватил из темноты фигуру мужчины в ботфортах и форме с галунами, у меня едва не остановилось сердце. Жандармы оказались здесь раньше нас! Нас арестуют. Опозорят. Разоблачат. Я задыхалась.
Тут кто-то схватил меня за руку, направив свет фонаря вверх.
Там, высоко над полом, парила фигура в расшитом драгоценными камнями одеянии, увенчанная остроконечным головным убором.
– Его святейшество, – послышался язвительный голос Ирен, – в сопровождении кардиналов. Папский кортеж, призванный приветствовать простых смертных, когда те входят в музей.
– Совершенно неподобающе для священнослужителя, – сказала Нелл, фыркая, как умеют только англичане. – Помпа и подхалимство.
– Скорее всего, это архиепископ Кентерберийский, – вставила Ирен. – Франция – католическая страна.
– Сама вижу, – ответила Нелл таким тоном, словно жалела, что у нее есть глаза.
Я подозревала, что, если экспедиция Ирен окажется столь успешной, как она надеялась – или боялась, – мы все столкнемся с тем, чего не хотели бы видеть.
Направляя свет фонаря то выше, то ниже, я выхватывала взглядом действительно впечатляющие элементы первого зала музея. Многочисленные колонны с основаниями высотой по пояс, украшенными резными узорами, взмывали под темный потолок, где мерцали золотистыми пальмовыми кронами капители в стиле рококо.
За двойным рядом колонн, которые казались своеобразным безмолвным почетным караулом, ведущим в настоящие выставочные залы музея, протянулась галерея зеркал в позолоченных рамах. Поэтому каждая восковая фигура и каждый посетитель из крови и плоти отражались во всех направлениях, пока не превращались в единую сбивающую с толку «массовку». Добавьте блестящий мраморный пол, тускло отражающий восковых и подлинных обитателей, и возникнет эффект путешествия сквозь зеркальный лабиринт. В самом деле, что здесь настоящее, а что постановочное? Я никогда не испытывала такого ощущения нереальности. Даже вид моих компаньонов пугал меня, в первую секунду заставляя замирать сердце и принимать их за фантом. В таком окружении убийца мог спрятаться за любым из зеркал, нанести удар и скрыться еще до того, как прольется кровь его жертвы.