Черная Изабэлла
Шрифт:
Привидение в шляпке кивнуло и исчезло. Дверь приоткрылась, выпуская ее.
Джованни втащил тело часового в камеру. С Изабэллой они по очереди прислушивались у двери, пытаясь заглянуть в глазок, пока Джузеппе не подал им знак, что все тихо. Нескончаемые пять минут прошли, можно идти.
Вскоре Изабэлла присоединилась к группе своего "комитета". Потом все вместе они вышли из здания тюрьмы, попрощались с хозяевами этой твердыни, сели в коляски и растаяли в теплом воздухе бабьего лета.
Несмотря на жару, календарь настаивал, что сейчас не июль, а
14. В бухте контрабандистов
Ночью на улицах Монако так много огней, и это прекрасно. Ощущение веселого города, праздника. Здесь бывают карнавалы и маскарады в отдельные дни, но почти нет дней, когда они прекращаются. А ночь наступает, когда стемнеет. Примерно, после девяти вечера. Спать еще никому не хочется, и по улицам движется множество народа. Так много, и на всех хватает цветных огоньков — каждому свой.
Богачи гордо прогуливаются в свете уличных фонарей и огромных витрин. Остальные стараются держаться в тени. Тогда они становятся практически невидимыми. Но это не значит, что на свете их нет.
На молодую нищенку с непокрытой головой и растрепанными недлинными волосами никто не обращал внимания. Во-первых, она держалась в тени…
А те кто видит в темноте, издали замечали на нищенке длинный мужской плащ с металлической круглой застежкой — военный. Мужской плащ при отсутствии рядом мужчины — это привилегия женщин не особенно нравственных, спешащих на свидание. Для шлюхи это знак, что она "занята", поэтому обращать на нее внимание и задерживать в пути просто неприлично.
У этой, спешащей сейчас по улице к северо-восточной окраине Монако, также есть свой огонек: окно на втором этаже театра-варьете "Колесо Фортуны". С фронтона, где горят пестрые фонарики, это окно не видно. Но оно есть.
На тихий стук в дверь их комнатки служившей и жильем и гримерной Жозе и Жозефина вместе открыли дверь. Луч света скользнул по маленькой фигурке в плаще с "железкой" и прядям тусклых каштановых волос.
— Элка! Господи, наконец-то!
Жозефина втащила ее через порог.
— Как ты? Всё прошло гладко?
— Дадите поесть и переодеться — скажу, — ответила Крошка. Жозефина чмокнула ее в лоб:
— Слава Богу, жива. Извини, мне на выход. Наша кухня и костюмерная в твоем полном распоряжении.
Хосе усадил свою юную атаманшу в кресло и принес ей кофе с галетами.
— Сейчас добуду что-нибудь более серьезное как для ужина, — пообещал он. — Перекуси пока тем, что есть.
— Спасибо.
— Как Изабэлле удалось тебя вытащить?
— Очень просто: мы поменялись, и "благотворительницей мадам дю Шаллон" сразу стала я, а не Изабэлла.
— А она?
— Осталась там, в камере.
— Шуточки у тебя, Крошка! — сказал Хосе, нервно расхаживая по комнате. Элла следила за ним хитрыми кошачьими глазами, горящими в лучах стрельчатых ресниц:
— За сестру не беспокойся.
— Она должна
— Значит, уедет, — Элла вздохнула и прислонилась головой к плюшевой спинке кресла.
Хосе сказал, что должен переправить всю банду и саму Крошку в королевство Сицилию. Собираясь сходить в соседнее кафе "Ла Бэлла Венециана" и принести что-нибудь на ужин, Хосе остановился возле двери, прислушиваясь к движениям в коридоре. Обернулся к Элле.
— Правда, хотела бы иметь такую сестру? — спросил он.
Крошка удивленно подняла голову:
— Разве у меня ее нет?
Испанец усмехнулся. Уходя, Хосе сказал, что закажет пиццу: надо привыкать к итальянской кухне…
Антонио Бонито как обычно ждал вечером постоянную клиентку своего казино. Только ждал он не в зале, стоя за зеленым столом (там сегодня работал другой крупье), а на кухне у себя дома, сидя на табуретке. Домик семьи Бонито находился в саду, недалеко от рабочего места синьора Антонио. За окном мелькнула черная тень, и синьор поспешил открыть дверь. Прежде чем в нее постучали. Он узнал Изабэллу, несмотря на то, что тень промелькнула быстро.
— Доброй ночи, Тонино.
— Доброй ночи, синьора. Я готов проводить вас, только накину плащ.
Через несколько секунд они вдвоем пробирались по саду, а дверь в доме была закрыта на ключ. Антонио держал свою спутницу под руку.
— Почему вы дрожите, синьора? Случилось что-нибудь непредвиденное?
— Нет-нет, Тонино, всё спокойно. Я почти половину дня провела в Босолее, в тюрьме, а вторую — в капелле Ла-Мизерикорд. Знакомые уверены, что я уехала в Канны с новым любовником.
— Это после маскарада? Прекрасно. Но почему вы дрожите?
Перехватив горящий взгляд Изабэллы, синьор Бонито смущенно заулыбался:
— О синьора, простите мою бестактность. Я старый болван, ей-Богу!
— Что ты, Тонино. Ты — золото.
До того как выйти на набережную, где гуляло в этот час множество пар, они продолжали путь молча. Потом замедлили шаг, создавая видимость беспечной прогулки. Но, миновав залив Фонвьей и мыс Кап-д`Ай, выступавший двуглавым чудищем в море, пустились почти бегом.
Линия французского берега хмуро чернела вдали. За небольшой скалой открывалась Бухта контрабандистов — место, где береговую пошлину берут кровью, а не деньгами. Но тех, кому везет, тянет в эту бухту из года в год. И меньше их не становится. Сюда и спешили сейчас двое, мужчина и женщина.
Антонио с трудом поспевал за Изабэллой. Она уже видела за скалой две мачты и высокую корму старого брига. Она знала в нем каждую досочку. Знала, что краска с бортов облупилась и "Морской Лев" нуждается в хорошем ремонте. Он — старый, по-королевски роскошный внутри, с резными украшениями не тронутыми червями и устоявшими против всеразъедающей морской соли. Это их первый корабль! Изабэлла чуть ли не сама лично отбила его у шведского купца. Бриг назывался "Морской Лев" и раньше, только на другом языке чем теперь.