Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
Ночью она, уже теряя разум, бродила по мертвому полю. Она узнавала мертвых, она звала их, но не было ответа. Двое или трое раненых - она не помнила точно, - стонами привлекли ее внимание, и она перетащила их подальше от этого места. Она бродила среди мертвых, как и женщины врагов, и никто не обращал на нее внимания. А небо даже ночью было светлым - алым от пожара. Айрэ остановилась - она узнала лицо. Она же помнила - это была Райхэ, та, что еще вчера в белом венке сидела рядом со своим возлюбленным. Они и сейчас были рядом... "Почему же я не была здесь? Почему я не сражалась? Или отец зря меня учил? Отец... Отец!!" Она закричала, бросившись на землю. Он был здесь - словно спал, прижавшись щекой к шелку изорванного, покрытого кровью и грязью знамени. Рядом - знаменосец: застывшее лицо строго и возвышенно. Лицо скорбного божества...
Кто-то подошел сзади.
– Сжечь бы эту тряпку... И головы им всем... как Орки наших тогда... в одну кучу!
Она метнулась змеей, с криком целясь ему ногтями в лицо. Удар рукоятью меча сбил ее с ног.
– Ах ты...
– Оставь!
– крикнул кто-то.
– Ты что, им, что ли, уподобиться хочешь? Она же сумасшедшая...
Кое-как она доползла до своих раненых. Разбитое лицо кровоточило, но глаза ее были сухими. Несмотря на все ее усилия, раненые умерли к утру. Сила, связывавшая воедино всех в Аст Ахэ, ушла. Они умирали. Воистину, все они держались лишь волей Врага, правы мудрые в Эрессеа... Да только у них была еще и своя воля. И эта воля еще теплилась в ее душе, погруженной в сумрак безумия, и вела ее - неведомо зачем, неведомо куда...
...Яркий луч во мгле небытия... Она пела, бредя по дороге, ничего не видя, кроме тех смутных образов, что всплывали в ее памяти, когда кто-то схватил ее за плечо и на наречии, заставившем ее вздрогнуть, спросил:
– Что ты поешь? Кто ты? Кто ты?!
Она смотрела в лицо говорившему, и вдруг, сама не зная, почему, произнесла вырвавшееся из тьмы слово:
– Хонахт...
– Что?! Ты видела его? Ты помнишь? Кто ты, кто?..
Она беспомощно покачала головой.
– Хонахт... Хонахт, - повторяла она, цепляясь за это имя, как за соломинку, пытаясь вынырнуть из пучины забвения.
– Хонахт...
– Бедняжка... Наверное, она - оттуда. Надо ее отвести в Дом, к вождю. Может, она вспомнит, может, расскажет ему о сыне...
Хонахт. Похоже, она начала вспоминать. Это имя вызывало образ молодого воина, горделивого и изящного, как благородный олень, со светящимися янтарными глазами. Но больше - ничего...
Ее вымыли и накормили, и впервые она уснула в тепле. Но снов не было. Может, задержись она здесь подольше, целители сумели бы разбудить ее душу, но она ушла на третий день. Никто не остановил ее - в земле Сов священен путь Странника.
– Ее судьба не здесь, - сказал лекарь, - я вижу, что-то зовет ее. Ей надо идти. Да хранит ее Иллаис...
...И опять идет она, безумная, по безлюдным краям, среди седого мха и камней, низких северных сосенок и тысяч маленьких озер. Ветер поздней осени швыряет ей в лицо режущую снежную крошку, ноги ее сбиты в кровь и уже не ощущают холода. Кровь запеклась на потрескавшихся губах, а она идет, она поет, и плачет она... Некому дать ей хлеба, некому бросить ей одежду. Изможденная, почти нагая - она идет туда, где над краем земли ночью горит корона из Семи Звезд...
...Когда-то здесь добывали каменную соль. Теперь здесь возник чуть ли не лабиринт вырубленных людьми коридоров. Потом, когда выработки закончили, сюда стали приходить искавшие уединения. Это их руками созданы барельефы и колонны, скульптуры и светильники... А дальше, в глубине пещеры, и в самой большой из них - теплое озеро с целебной водой. Воздух пещер животворен, а покой и тишина несут исцеление больному сердцу. Тихо падает вода со сталактитов. Мерно, как минуты, отсчитываемые Вечностью. Вдоль озера, огибая его по стене, идет тропа. По ней со светильниками в руках проходят люди - тихо, чтобы не нарушить покоя этих мест, медленно они несут женщину, что недавно нашли на опушке Леса. Тогда птицы кружили над домами - звали...
...Здесь было тепло - в этих краях вулканы еще порой выбрасывают лаву, и земля согрета их огнем. Смотрительница Теплых Пещер считалась одной из лучших врачевательниц края, и великой честью было попасть в число ее учеников. Таких было немного, ибо врачевать душу куда труднее, чем тело. Сейчас она вместе со своим учеником молча стояла возле ложа спящей пришелицы - неподвижной и бесчувственной; только слабое дыхание говорило о том, что она еще жива.
Голубоватый оттенок отглаженных до блеска стен, мягкий ковер на полу, полумрак, едва рассеиваемый зеленоватым светом стеклянных светильников создавали ощущение покоя, успокаивая, погружая в сон. Где-то мерно капала вода.
Целительница Халинн, женщина лет пятидесяти, казалась намного моложе - впрочем, таковы были все люди этой земли. Она вглядывалась в лицо спящей, словно слушала ее тайные сны, неведомые самой больной.
– Ее тело почти совсем исцелилось, - сказала, наконец, Халинн, но сказано это было с такой печалью, что ее юноша-ученик вздрогнул.
– Совсем седая... А ведь, наверно, не намного старше тебя. Таков Большой Мир. Ты ведь знаешь - я всегда была против того, чтобы Странники уходили из нашей земли, но, видимо, я просто неспособна это понять.
Юноша опустил голову.
– Скоро она проснется. Надеюсь, ее окрепшее тело сумеет поддержать душу в нелегкой борьбе с безумием и ядом прошлого. Тяжела ее ноша...
– Может, будет лучше, если она забудет?
– прошептал юноша.
– Нельзя лишать ее памяти, не спросив ее. Захочет ли она стать другим человеком? Ведь ты бы не хотел этого?
– женщина прямо посмотрела в глаза ученику.
Юноша поспешно отвел взгляд. Женщина улыбнулась:
– Останься здесь. Ей нужна будет твоя помощь. Когда проснется, дай ей теплого вина со снадобьями и горячего мясного отвара. Затем...
Юноша согласно кивал, почти не слушая. Он все давно знал, тысячи раз думал о том, как она проснется и что он должен будет сделать...
Женщина ушла, оставив его одного со спящей. Он неспешно подошел к столу, где давно, с самого первого дня, лежала маленькая застежка для плаща - листок из голубовато-зеленого камня. Как она сумела его сохранить... Он стоял, молча вглядываясь в это лицо, ставшее ему таким дорогим. Что за ним? Какой она проснется? Будет ли она похожа на ту, что он придумал себе?