Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
Когда спустились в долину, наступила зима. Дайолен теперь спал мало: мучили тревожные сны, и часто он просыпался от собственного стона...
Андар проснулся от того, что кто-то тряхнул его за плечи. Мальчишка заворчал: "Ну что тебе, что..."
Прямо в лицо ему смотрели темные неподвижные глаза Дайолена.
– Что там?
– отрывисто спросил менестрель.
Андар взглянул и ответил сонно:
– Ну, закат...
Сон как рукой сняло. Какой закат на Севере? Да и ночь ведь...
Но там, за горами, вставало зарево, и небо стекало кровью по черным горным пикам... А потом - словно кто-то клинком рассек живую плоть неба разошлись рваные края низких туч и ослепительно ярко вспыхнула Звезда... Из груди Дайолена вырвался хриплый звук, похожий на стон раненого зверя, и он упал ничком, впиваясь сведенными судорогой пальцами в мерзлую землю...
И потянулись дни - краткие и туманные, а ночи длились бесконечно, и Андар сидел рядом с Дайоленом, не решаясь ни на минуту оставить товарища одного. И, склоняясь к синеватым губам менестреля, слушал бессвязные слова, и глухие рыдания и навязчиво повторяющееся: "Я думал... звезды... какие они?.. Теперь я знаю... Я вижу твои глаза... Твои глаза..."
Он все-таки задремал, наверно. Очнулся, как от удара, от страшного крика, рванулся к Дайолену - и отшатнулся, встретив неподвижный нечеловеческий взгляд.
В ту ночь на землю обрушился звездопад...
Дайолен молчал. Часто брал он в руки черную лютню, и струны стонали и плакали под его пальцами, но он никогда не пел. Они шли на восток, а Дайолен все оглядывался назад - туда, где горела Звезда - так ярко, что и свет солнца не мог затмить ее; туда, где билась Звезда - как задыхающееся, рвущееся в агонии сердце. И свет ее был - свет глаз, которым не сиять уже никогда; и свет ее был - боль, которой нет сильнее...
Прошла странная молчаливая весна, отплакало печальное лето, отпылала огнем и кровью осень... Ранняя зима застала их в лесу, к которому пришли они, миновав неприветливый перевал и переправившись через широкий речной поток на неумело связанном плоту.
– Стойте!
Стройный лучник возник бесшумно, словно из ниоткуда: только что не было никого - и вот, стоит у ствола тысячелетнего дерева, и волосы отливают бледным золотом в лучах неяркого предзимнего солнца.
– Кто вы, откуда и куда держите путь?
Лучник говорил на наречии Синдар со странным непривычным акцентом.
– Кто это?
– тихо спросил Дайолен.
– Не знаю, - так же приглушенно ответил Андар.
– По обличью вроде Эльф... Одежда странная...
– Мы странники, - сказал Дайолен.
– Идем на Восток.
– Ты менестрель?
– лучник заметил лютню.
– Да... Позволите ли нам обогреться? Правда нам нечем отплатить за гостеприимство... разве что песней.
Эльф подумал немного.
– Идите за мной. Я отведу вас к правителю.
Андар с некоторой опаской поглядывал на Дайолена, но тот шел уверенно, лишь изредка касаясь стволов деревьев, и мальчик перестал волноваться.
Дом правителя здешних Эльфов был украшен тонкой резьбой по дереву: золотисто-светлый, словно пропитанный солнцем, звенящий и легкий. Андар заметно робел, но Дайолен держался с достоинством, и мальчик успокоился, только старался держаться поближе к менестрелю: мало ли, что может случиться?
Правитель Эльфов встретил их в небольшом круглом зале. Пол был устлан мягкими шкурами, и Люди шли словно по щиколотку в мягком теплом мху. Остановившись, Дайолен учтиво поклонился. Андар последовал его примеру.
Собравшиеся в зале Эльфы - кто сидел на резной скамье, кто прямо на полу, на шкурах - с интересом разглядывали Людей.
Старший - невысок ростом, строен и красив, в черных одеждах. Тонкая талия перетянута поясом из стальных пластин - у правителя почти такой же, серебряный: металл здесь - редкость. Черные волосы спадают на плечи тяжелой волной, лицо смуглое, с острыми по-птичьи чертами. Но самое странное - глаза: в мягких, по-девичьи длинных ресницах - две темно-зеленых, горящих странным огнем звезды, неподвижно смотрящих в лицо правителя. Становится не по себе от глубокого взгляда: как в душу глядит.
Младший - совсем мальчишка, светловолосый и хрупкий; кожа тонкая, прозрачно-белая, яркий румянец на высоких скулах. Смотрит настороженно, как лесной зверек: глаза - черные, глубоко посаженные. Одет не по-здешнему, но цвета те же - цвета леса. Только - меч у пояса, или, скорее, длинный кинжал: словно паж или телохранитель - у старшего оружия нет.
А темные глубокие глаза не отрываются от лица правителя. У Эльфа глаза тоже зеленые, но светлые как листва, пронизанная лучами солнца, с золотыми искрами. Если бы не это да не странная - зеленый лист с золотыми прожилками - пряжка подбитого мехом плаща, правитель ничем не отличался бы от собравшихся в зале: та же одежда из тонко выделанной тисненой золотисто-коричневой кожи и темно-зеленого полотна, разве что рубаха вышита богаче - зелено-золотыми нитями: тонкая вязь цветов и листьев.
– Приветствую тебя, Правитель Лесов, - Дайолен говорил на языке Синдар.
– Привет и тебе, менестрель, странник, пришедший от Заката.
У правителя был мягкий звучный голос, похожий на ласковый свет солнца, пробивающийся сквозь листву - по крайней мере, так казалось Дайолену.
– Ешь и пей, обогрейся у огня. Потом, если захочешь, расскажешь нам о своих странствиях: должно быть, ты многое видел в пути...
Андар метнул быстрый взгляд на Дайолена, но менестрель только тихо улыбнулся и поблагодарил.
– Правитель Айонар, позволь задать тебе вопрос...
– Спрашивай, менестрель.
– Твои глаза... У Эльфов они другие. Почему?
Правитель задумался. Андар внутренне ахнул: откуда Дайолен знает? А если Эльф разгневается?.. Мальчишка невольно огляделся по сторонам: их слишком много, если что - не уйти. И смотрят странно.
– Трудный вопрос задал ты, странник. Я не знаю и сам, из какого рода была моя мать. Я плохо помню ее. Она тоже пришла от Заката в давние времена... вернее, ее нашли в лесу. Она была молода, совсем девочка, дикарка; все молчала и смотрела, как испуганный зверек. Одета была в обноски, ноги изранены и загрубели - видно, долго бродила по лесам. Она была - Эльф, но непохожа на нас: волосы - как черная бронза, а глаза зеленые звезды... Говорят, она была очень красива. Говорят, когда пела умолкали птицы, словно стыдясь своих грубых голосов. Я помню только ее руки: маленькие, тонкие, теплые... Имя у нее было странное - Айони. Отец мой полюбил ее, и она стала его женой. Она умерла, когда мне минуло пять лет. Прилегла на траву и уснула... Так и думали, что спит. Отец тосковал по ней и через несколько лет ушел. Он говорил - однажды, незадолго перед смертью матери, пронесся над лесом черный ветер, и она плакала, протягивала руки к небу и шептала странные слова, словно вдруг вспомнила, откуда она и кто она... Только никому не рассказала об этом, все повторяла что-то об ушедшем народе, о сбитых черных птицах и о Звезде... Одно осталось от нее - взгляни...