Черная кровь
Шрифт:
— Благодарю вас, — сказал Римо.
— Чем могу быть вам полезен?
— Я друг семьи. Пришел навести справки об одном из ваших учеников. Его имя — Тайрон Уокер.
— Тайрон Уокер? Тайрон Уокер? Одну минутку…
Шокли нажал встроенную в стол панель, и слева на столе вырос телемонитор. Главный методист перебрал несколько кнопок на клавиатуре компьютера, и Римо заметил, как в глазах его отразилось мерцание экрана.
— А, ну да. Тайрон Уокер. — Шокли посмотрел на Римо с улыбкой любви и благоволения. — Вам будет приятно
— Сахиб, — представился Римо. — Бвана Сахиб.
— Так вот, мистер Сахиб, вам будет приятно узнать, что у Тайрона прекрасная успеваемость.
— Прошу прошения? — не поверил своим ушам Римо.
— У Тайрона Уокера прекрасная успеваемость.
— Тайрон Уокер — это живая бомба замедленного действия, — сказал Римо. — Вопрос только в том — когда именно он взорвется и причинит вред окружающим. Он абсолютно безграмотен и вряд ли умеет пользоваться даже унитазом. Какие у него могут быть успехи?
Говоря это, Римо приподнялся со стула, и рука Шокли медленно потянулась к «магнуму». Римо сел, и Шокли снова успокоился.
— В школе у него все в порядке, мистер Сахиб. Компьютеры никогда не лгут. Тайрон — лучший ученик в языковых искусствах, один из лучших — в графическом изображении слова, и в числе двадцати процентов лучших в базовом вычислительном мастерстве.
— Дайте-ка я попробую догадаться, — сказал Римо. Это чтение, письмо и арифметика?
Шокли слегка улыбнулся:
— Ну что ж, в былые времена это называлось так. До того, как мы приняли на вооружение новые, передовые методы обучения.
— Назовите хоть один, — сказал Римо — Все это изложено в одной из моих книг, — Шокли повел рукой в сторону стеллажа с книгами у себя за спиной. — «Приключения в стране образования. Ответ на проблему расизма в школе»
— Это вы написали? — сносил Римо.
— Я написал все эти книги, мистер Сахиб, — скромно ответил Шокли. — «Расизм под судом», «Неравенство в классе», «Черное культурное наследие и его роль в обучении», «Уличный английский — веление времени».
— А вы написали что-нибудь о том, как учить детей читать и писать?
— Да. Моей лучшей работой считается «Уличный английский — веление времени». В ней говорится о том, что настоящий английский — это язык черного человека, и о том, как белые властные структуры превратили его в нечто, чем он никогда не должен был стать, и тем самым дети черных гетто оказались в крайне невыгод ном положении.
— Это идиотизм!
— Да неужто? Известно ли вам, что слово «алгебра» — арабского происхождения? А арабы, разумеется, черные.
— Им будет очень интересно это узнать, — заметил Римо. — Ну, и как вы предлагаете изменить это невыгодное положение детей черных гетто в плане английского языка?
— Следует вернуться к изначальному, истинному английскому языку. Уличному английскому. Черному английскому, если хотите.
— Другими словами, раз эти неучи не умеют говорить правильно, давайте превратим их глупость в стандарт, на который должны равняться все остальные, так?
— Это расизм, мистер Сахиб! — гневно возразил Шокли.
— Насколько я смог заметить, сами вы не говорите на уличном английском. Почему же, если он такой уж святой и чистый?
— Я получил докторскую степень в области образования в Гарварде, — заявил Шокли, и ноздри его при этом сжались, а нос стал уже.
— Это не ответ. Получается, что вы не говорите на уличном английском, так как сами вы для этого слишком образованны.
— Уличный английский — прекрасный язык для общения на улице.
— А что, если они захотят уйти с улицы? Что, если им понадобится узнать что-то еще, кроме ста двадцати семи способов рукопожатия с похлопыванием в ладоши и притопыванием? Что будет, если они окажутся в реальном мире, где большинство говорит на нормальном английском? Они будут выглядеть тупыми и отсталыми, как ваша секретарша.
Римо махнул рукой в сторону двери, и перед его мысленным взором предстала женщина, все еще мучительно сражающаяся с шестью словами на обложке «Журнала черного совершенства и черной красоты».
— Секретарша? — переспросил Шокли. Брови его изогнулись, как два вопросительных знака.
— Да. Та женщина, в приемной.
Шокли усмехнулся.
— А, вы, наверное, имеете в виду доктора Бенгази.
— Нет, я не имею в виду никакого доктора. Женщина в приемной, которая не умеет читать.
— Высокая женщина?
Римо кивнул.
— Густые курчавые волосы? — Шокли округлил руки над головой.
Римо кивнул.
Шокли кивнул в ответ.
— Конечно, Доктор Бенгази. Наш директор.
— Храни нас Боже!
Долгие несколько секунд Римо и Шокли молча смотрели друг на друга. Наконец Римо сказал:
— Раз никто не хочет научить этих ребят читать и писать, то почему бы их не научить каким-нибудь ремеслам? Пусть станут сантехниками, или плотниками, или шоферами грузовиков, или еще кем-то.
— Как быстро вы решили обречь этих детей на прозябание в мусорной куче! Почему они не должны получить свою долю всех богатств Америки?
— Тогда почему, черт побери, вы не готовите их к этому? — спросил Римо. — Научите их читать, ради Христа! Вы когда-нибудь оставляли ребенка на второй год?
— Оставить на второй год? Что это означает?
— Ну, не перевести его в следующий класс, потому что он плохо учится.
— Мы полностью избавились от этих рудиментов расизма в процессе обучения. Тесты, интеллектуальные коэффициенты, экзамены, табели, переводы из класса в класс. Каждый ребенок учится в своей группе, где он чувствует себя в родном коллективе и где ему прививается вкус к общению ради постижения высшего смысла его собственного предначертания и в соответствии с опытом его народа.