Черная маркиза
Шрифт:
Дидье снова прыгнул в маячившую у причала лодчонку Габриэля, который встретил его молчаливой улыбкой, и со вздохом взъерошил тому вихры, прежде чем вскарабкаться на борт «Маркизы».
Ему нравился этот независимый самостоятельный чертёнок, и страсть как не хотелось оставлять его на попечение мадам Жозефины. Но паренёк был просто заворожен смуглокожей ведьмой, хоть и не осознавал эдакого по малолетству.
Интересно, сколько времени ей понадобится, чтобы схарчить мальчишку, — мрачно подумал Дидье, перемахивая через борт своего брига.
Он
Дидье старательно отогнал от себя пронизавшее насквозь воспоминание о жаркой нежности её губ и устало цыкнул на возникшего из трюма и поспешно скрывшегося там же Сэма. Сейчас Грир с Мораном покажут ему такую нежность, что не то что ему, а небу жарко станет, par ma chandelle verte!.
Подумав об этом, он невольно заулыбался во весь рот.
И с той же бесшабашной улыбкой, легко проведя пальцами по едва заметным выступам переборки, распахнул дверь своей каюты настежь и весело крикнул:
— Эй, garcons! С добрым утром!
Порог он на всякий случай не переступал и, кроме того, втайне рассчитывал, что солнечный свет, хлынув в каюту, хоть на миг ослепит разозлённых узников. Но это ему мало помогло. Вернее, нисколько не помогло.
Железная рука Грира мёртвой хваткой стиснула ему плечо и втащила в каюту, перебросив через порог, как пушинку. Дверь предательски захлопнулась со зловещим скрипом, и с такой же клятой готовностью закрылись распахнувшиеся было створки иллюминаторов.
В абсолютном непроглядном мраке, вжавшись лопатками в переборку, Дидье проглотил сперва ругательство, потом готовую вырваться мольбу о пощаде и вместо всего этого жизнерадостно брякнул:
— А чего со светильником-то приключилось? Чего у вас тут темно, как в…
Он поперхнулся.
— Как где? — ласково осведомился Грир, продолжая сжимать его плечо, а Моран не менее ласково объяснил:
— Мы на него нечаянно наступили.
— Он же на столе стоял, — пробормотал Дидье, сам не соображая, что он, собственно, говорит.
Душа у него пребывала в пятках. Но показывать этого он никак не мог.
— Мы его нечаянно уронили, — голос Морана прерывался от едва сдерживаемого смеха, как и прозвучавший над самым ухом Дидье вкрадчивый голос Грира:
— Больше ничего спросить не хочешь?
— Хочу. Не хотите ли вы меня вздуть, как сидорову козу, вот что, — честно признался Дидье, снова начиная улыбаться и уже понимая, что нет, не хотят. — Уй-й…
Жёсткие пальцы Грира запутались в его вихрах, а потом небрежно подёргали за ухо.
— Стоило бы — хотя бы за твою несусветную наглость, Дидье Бланшар, — вполголоса проворчал капитан «Разящего», толчком распахивая дверь каюты. — Но…
Сузив свои ястребиные глаза, он покосился на Морана, и Дидье показалось, что этот взгляд смягчился, скользнув по смущённо улыбавшемуся лицу канонира.
— На самом деле, — рассудительно промолвил Моран, протискиваясь мимо них на палубу, — мы тебя хотели как следует попугать, чтоб ты не слишком-то мнил о себе — будто бы всё про нас знаешь, и всё такое.
— Я?! — пылко вскричал Дидье, прижимая ладони к груди для пущей убедительности. — Про вас?! Да я ж даже и не думал… ничего такого…. И вообще, дверь эта чёртова… она сама, сама заперлась, palsambleu! Я даже и не… — Он запнулся, поглядев в насмешливое лицо Грира, привычно-лениво вздёрнувшего левую бровь, и почесал в затылке, покаянно свесив голову: — Ла-адно, вру. Прости, капитан. Вы меня выручили, а я… но я не со зла… я просто хотел, чтоб вы помирились, — одним духом закончил он и снова умолк, уставившись в пол.
— И мы помирились, — усмехнулся Грир, вновь потрепав его по макушке. — Можешь радоваться, ты… миротворец хренов.
Дидье взглянул сперва в его усталые сумрачные глаза, а потом в синие глаза Морана, счастливые и тревожные, и наконец вновь с облегчением заулыбался. Но горло у него почему-то судорожно сжалось, как недавно у могилы матери, когда он стоял, держа в объятиях сестру и глядя поверх её растрёпанных кудряшек в бескрайний простор неба.
Франсуа пришёл на пристань, где, кажется, собралась вся деревня, включая косматых индейских шавок, грудных младенцев на руках у матерей, и, конечно, треклятую Жозефину Сорель. Никто не хотел упустить возможности поглазеть, как отбывает прочь блудный сын семьи Бланшаров, забрав к тому же с собой брата и сестру, — хмуро подумал Дидье, стоя у борта «Маркизы» всё в том же попугайском облачении, со шпагой на перевязи и в парадной треуголке, вызывающе надвинутой на лоб.
Пусть их себе глазеют.
Пусть обсуждают и осуждают семью Бланшаров.
Вот только Пьер Бланшар на пристань не пришёл.
Дидье невольно взглянул в сторону родного дома, на крыше которого всё так же задорно вертелся жестяной петушок. Подворье Бланшаров казалось пустым и вымершим.
Пьер Бланшар умер в ту минуту, когда тело Даниэль опускали в могилу, как если бы сам лёг рядом с женой, — понял вдруг Дидье с пронзительной безнадёжной горечью. И всё, что произошло потом, для его отца значения уже не имело.
Не Жозефину Сорель стоило просить присмотреть за ним.
Дидье перевёл взгляд на шпиль старенькой церквушки, а потом — вновь на безмятежно синеющее небо.
Губы его беззвучно шевельнулись.
Он вздрогнул, когда широкая ладонь Грира легла ему на плечо, и весь подобрался, ожидая выволочки за новое самоуправство.
В конце концов, «Маркиза» принадлежала Гриру, и тот вовсе не был обязан призревать всю его неприкаянную родню.
— Ты молодец, что разрешил своему братцу, этому медведю, отправиться с нами, — негромко промолвил капитан «Разящего», внимательно глядя на ошеломлённого Дидье сверху вниз. — Хотя я не думаю, что от него здесь будет прок. Медведям не место в море.