Черная маркиза
Шрифт:
Сидя напротив него, Жозефина аккуратно отщипывала кусочки от ломтя каравая и поглядывала на Дидье всё с той же непонятной улыбкой.
— Я люблю кормить мужчину. Люблю смотреть, как мужчина ест то, что я приготовила, — задумчиво проговорила она.
— Но мужчины нечасто появляются за твоим столом, ведь так? — неожиданно для себя спросил Дидье, вскинув глаза, и Жозефина легко пожала плечами:
— Вчера ночью ты сам сказал, что мало какой мужчина потерпит, чтобы женщина над ним верховодила. В моём доме, в моей
Дидье едва не присвистнул, услыхав это. Гнев вспыхнул в нём с новой силой.
— О чём ты толкуешь? — холодно осведомился он, отодвигая тарелку. — Я не оставлю тебе сестру.
— Это твоё право, — мягко согласилась женщина, встав из-за стола и мгновенно оказавшись рядом.
Глаза её неистово пылали — лихорадочным тёмным огнём.
— Моя деревня виновата перед тобою. Я виновата перед тобою. Все обвинили тебя, они — тогда, а я — вчера. Я искуплю эту вину, чтобы ты простил своей общине… чтобы прошлое — прошло.
Дидье растерянно моргнул. Он никак не ожидал эдакого услышать… и холодок пробежал у него между лопаток при этих, казалось бы, покаянных словах.
— Что ж, благодарю, — медленно, с усилием проговорил он. — Не совру, если скажу, что не ждал от тебя таких речей. Но и не скажу, что рад их услышать.
— Почему же, капитан Бланшар? — всё так же мягко и вкрадчиво спросила Жозефина. Её мелодичный голос был похож на вино, которое он пил — такой же терпкий и сладостный.
Дидье вновь, как завороженный, потянулся к стакану с этим вином и отпил длинный глоток. Вино кружило голову и благоухало, как летний сад, полный цветов. Дарило забвение.
Дарило покой.
— Потому что я не нуждаюсь ни в каком искуплении, ventrebleu! — еле разлепив сладкие от вина губы, сердито отозвался он и тряхнул головой, чтобы прогнать от себя этот одуряющий морок. — Я сам обвинил себя тогда, и кто бы мне не поверил? Ведь я был шалопаем, им и остался, как ты говорила! Теперь ты хочешь моего прощения, ты, такая правильная и праведная… совсем как твоя община, за которую ты радеешь, Но я не стану отпускать тебе грехи или каяться в своих. Я хочу уйти отсюда, навсегда забыть всё, что здесь произошло… забыть тебя!
Тяжело дыша, он попытался приподняться со своего места.
Но не смог.
Не смог, ventrebleu!
Жозефина вдруг очутилась на полу у его ног — одним стремительным гибким движением, опершись локтями на его колени. Глаза её оказались рядом, будто вбирая его в себя, такие глубокие, что утонуть можно.
— Ты никогда меня не забудешь, не надейся. Ты хочешь меня и боишься, капитан Бланшар! — Зубы её блеснули в улыбке, очень белые, и Дидье почувствовал, как его колени, на которые она опиралась, просто заледенели.
— Ты истый суккуб, Жозефина Сорель! — потрясённо выдохнул он, пытаясь оттолкнуть её, пытаясь вскочить, но ни руки, ни ноги ему больше не повиновались. Вино, проклятое вино… — Нет! Нет, я не хочу тебя, дай мне уйти!
— Ты лжёшь… — прошептала она едва слышно, положив ладонь прямо на ширинку его штанов, и он так и дёрнулся, ошалело глядя на неё. — Ты лжёшь, и ты никуда не уйдёшь, пока я не получу своё искупление. Не бойся… — голос её вздрогнул от сдерживаемого смеха и возбуждения, — не бойся, я не демон, не суккуб, не дьяволица…
А потом она просто и властно потянула вниз его штаны и наконец смолкла, рассыпав кудри по его коленям.
— Bordel de merde! — прохрипел Дидье, зажмуриваясь до боли и откидывая гудящую голову на спинку стула. Это было единственным, что он мог сделать. Да ещё запустить обе пятерни в эти шёлковые кудри, оказавшиеся действительно шёлковыми, то ли пытаясь оторвать её о себя, то ли против воли лаская. Его растреклятая плоть сама толкалась к ней в губы, в этот жаркий, жадный рот, и у него не было ни сил, ни желания вырываться из стыдного и сладкого плена, пока эта пытка не закончилась.
Дидье кое-как разжал пальцы, запутавшиеся в кудрях Жозефины, и та, пошатнувшись и уцепившись за его плечо, поднялась с пола. Она тяжело дышала и молчала, не спуская с него глаз. Торжествующих и молящих одновременно.
Он осатанело скрипнул зубами. Видит Бог, ему стоило бы вытрясти дух из этой дьяволицы, но он не мог, просто не мог, и всё тут!
Дидье машинально вытер кровь с прокушенной нижней губы, натянул штаны чуть ли не до ушей и с грохотом, не разбирая дороги, вывалился прочь из гостеприимного дома Жозефины Сорель.
И только влетев по пояс в речную заводь, а потом вылив себе на голову добрую пригоршню прохладной, пахнувшей тиной воды, он обнаружил, что из горла у него рвётся что-то подозрительно похоже на смех. А обнаружив, захохотал уже во всю глотку, нимало не заботясь о том, что кто-то его услышит.
— Le tabarnac de salaud! Это тебе урок, Дидье Бланшар, будешь знать, как напиваться! — пробормотал он, едва переведя дыхание, и снова прыснул со смеху.
Жозефина Сорель, неразличимая в темноте, стояла на крыльце своего дома и слушала этот смех с задумчивой и грустной улыбкой.
А потом просто повернулась и медленно вошла в дом.
Часть 8. Возвращение
Выбравшись наконец на берег, Дидье сообразил, что вновь свалял дурака, да ещё какого, когда его начала пробирать до костей мелкая дрожь. Вода текла с него ручьями, и даже то, что он залез в кусты и кое-как выкрутил там свою одежду, свирепо чертыхаясь себе под нос, мало помогло. Если он не хотел подхватить лихорадку, ему следовало отправиться либо обратно к Жозефине, либо под крышу отчего дома… либо на «Маркизу».