Черная Пасть
Шрифт:
Каменный, овеянный легендами остров манил властно, звал к себе Мурада. Многое слышал он про него, но ему казалось, что пока сам не доплывает до Кара-Ада, так и не узнает самой важной тайны. Надо обязательно проплыть тем путем, по которому революционеры плыли... И пока не испытаешь себя - главного не узнаешь, никакие книжки тут не помогут. Надо одолеть пролив любой ценой... Так решил про себя Мурад. Он поклялся это сделать. И понять его в этом мог только тот, кто сам в жизни не боялся трудных и сложных задач. О таких людях Мурад читал, слышал. Таким он считал своего отца, воевавшего когда-то с басмачами, таймунщика Ковус-ага. Своими рассказами бывший партизан еще больше разжигал пылкое воображение мальчика, единственного в семье ребенка, попавшего к ним с
5
...Ковус-ага плавал тогда на баркасе "Баклан", который ходил от Бекдуза до Красноводска, перевозя разные грузы для комбината "Карабогазсульфат". Осенью старенький баркас попал в холодную штормовую купель, напоролся на каменистый меляк, повредил винт и едва дотянул до порта. Стоянка затянулась на неделю, хотя ремонтники и старались побыстрее подлечить работягу "Баклана". Во время вынужденного простоя Ковус-ага с мотористом и матросами подолгу бывал на берегу. Возвращаясь как-то из города к причалу, он заметил возле пожарной каланчи с красной покатой крышей спрятавшуюся от косого дождя фигурку. Когда Ковус-ага хотел рассмотреть ее поближе, фигурка шмыгнула за огнетушитель и присела у ящика с песком и баграми. Щупальцы карманного фонарика отыскали парнишку с горящими, как у волчонка, глазами. Он был в синем костюмчике, берете и новеньких ботинках. Встреча была как бы случайной, но капитана баркаса малец сразу же узнал. И как старого знакомого спросил:
– Отчаливаете, дяденька шкипер?
– Да, скоро снимаемся... А ты откуда будешь?
– поинтересовался Ковус-ага.
– Дежурный по столовой. Я... за пищеблок отвечаю.
– Что такое? Повтори, салажонок?
– Интернатский я...- парнишка доверчиво и с надеждой положил обе руки старику на грудь, потрогал легонько медные пуговицы.
– Возьмите, дяденька, в Кара-Богаз. Я буду слушаться. Палубу драить, картошку чистить, за румбами смотреть!
– И долго ты думал?
– засмеялся подошедший моторист Мамраз.
– Мать, наверно, тебя выпорола, вот и решил броситься в море. Корсаром хочешь стать?
– Нет... Не хочу!..
– И не жалко мать оставлять?
– Нет матери, - без жалобы, но дрогнувшим голоском сказал малец, просяще глядя в строгие и внимательные глаза Ковус-ага...
– Отца у меня вовсе не было. Никакого.
Косматый ветер бросал вокруг брызги и дождевую пыль, стегая по лицам, будто мокрым растрепанным веником. Вспышки фонаря в плотной, подвижной мути казались клочьями желтоватой пены, которую ветер сбрасывал с дощатого причала в море. Грузный "Баклан" со скрипом качался на волне и был готов к отплытию. Утром его загрузят тюками новеньких, спресованных мешков для сульфата, соляркой, лавровым листом, брынзой, шелковыми абажурами с кистями в подарок новоселам, кадушками под цветы и резиновыми сапогами для старателей соляных озер Бекдуза. Капитан "Баклана", трепанный каспийскими штормами, осторожный Ковус-ага подсчитывал в уме весомость всех этих грузов, уже перевешанных и в точности подсчитанных, словно и впрямь собирался взять на борт непредвиденного пассажира. Во всяком случае, такое мог предположить знавший слабости своего капитана Мамраз, песенник и силач, с красивым лицом и усами, чем-то похожий на запорожца, только на карабогазский манер; в рукавицах и резиновых сапожищах, просоленный ядовитым тузлуком и химикатами,
– Значит, берем с собой качкалдака, Ковус-ага?
– подзадоривал парнишку Мамраз. Он приподнял его на уровень своего лица и посмотрел: кто таков.
– Вижу, настоящий джигит, туркмен.
– Мурад - я!.. В классе старше всех - санитаром назначен, И на дутаре играю...- отозвался малец в берете, из-под которого постреливали во все стороны черные кудерьки.
– К кому же в Кара-Богаз собрался?
– сам не зная к чему, разговорился и стал допытываться Ковус-ага.
Мурад с трудом высвободился из цепких и осторожных рук Мамраза. Осмелевший, хитроватый парнишка посмотрел на холодную лужицу у ног, вздохнул, поднял воротничок куртки и приклонил голову к притихшему Ковус-ага.
– А кого мне еще надо?
– запросто и убежденно сказал Мурад.
– Вы там есть... хватит.
– Вах, наконец-то нашлась родня!
– Мамраз неловко потянул Мурада к себе, но тот, уронив берет, вырвался и снова прилип к старику.
Из мокрой, клубящейся темноты ударили склянки. Глуховатые металлические шлепки не улетали далеко в осеннюю мокрядь, а отлипались от колокола и словно тут же оседали в сырость.
– Вижу, Мурадик, ты, как буек на воде, стойкий. Понимаешь, дружок, ты мне чем-то нравишься. Оно и можно бы прокатить по волнам...- Ковус-ага провел по мокрым усам всей ладонью, недосказал, чего хотел, а когда уложил усы на место, то уже не вернулся к прерванному разговору.
– Не все, видно, получается в жизни по пословице... Видишь, Мурад, вот старому верблюду как раз и не надо тянуться за верблюжонком!..- Ковус-ага прикрыл собой парнишку от ветра, погрел у себя на груди и натянул ему беретку до ушей.
– Не фасонь, дружок, простудишься. Беги к своим ребятам. Не торчи тут один. Плохо одному-то... Сходим в Бекдуз и через неделю опять здесь пришвартуемся. Приходи тогда в гости. Потолкуем. Привезу тебе ракушек с острова Кара-Ада. Слышал про такой остров на Каспии?
– Читал... И ребятам про него говорил, - ответил неожиданно Мурадик.
– Знаю про Кара-Ада. Ну, берете меня в море? Я так и знал. Вы... добрый капитан! Когда ребята встречали вас в интернате...
– Помню. Вай-вай, как ты поймал меня, старого моржа!
– Ковус-ага рассмеялся, но тут же снова посуровел.
– Я тебе ничего не обещал!
– А я вам поверил, тогда еще поверил, когда вы в интернате про революционеров с Кара-Ада рассказывали. Значит, зря я вам поверил? Ну, и пусть. Все равно - верю.
– Может и не зря, но только... Прощай, Мурадик. Пора нам на корабль. На вот, возьми на память!..
– старик что-то сунул ему в руку.
– Получше ракушки эта штуковина.
Мурад тут же решил оценить подарок. Быстренько рванулся под светлый душ у фонарного столба, и, присев под лампочкой, принялся разглядывать плоскую баночку с дрожащей стрелкой.
– Компас!
– обрадованно засуетился он вокруг столба, стараясь определить стороны света.
– Вы, капитан, находитесь сейчас на... севере!
– ткнул он пальцем в пуговицу с якорем на бушлате старика.
– О, теперь я не собьюсь, обязательно найду вас...
Притихший Ковус-ага поднял лицо и взглянул на темное, наволочное небо; и то ли дождинка ему в глаз попала, или от другого чего, но только старик вдруг часто заморгал и отвернулся от фонаря к наклонной стенке дождя.
– Эх, шайтан!
– он протер глаза костяшкой кулака И прикрикнул.
– Ну, Мурад, всем по местам! Тебе - в интернат, книжки читать, а нам - в море, с волнами драться. Пошли, Мамраз!
– Старик поднялся по сходням на борт баркаса, и вдруг остановился, словно спохватился.- Эй, джигит, а где ты живешь?.. Красноводск большой. Ведь за мной ракушки с Кара-Ада!
Сначала никто не отозвался. А чуть погодя, откуда-то донесся неунывающий голосок Мурада:
– Не бойтесь, дядя Ковус-ага, я сам вас найду-у!.. По компасу.
Команда "Баклана" торопилась с отплытием и потому никто не придал особого значения словам парнишки.
Только Ковус-ага почему-то встревожился, сошел с баркаса и забегал по мокрым тесинам причала. Он позвал Мурада с уступчивой мягкостью, но не получил ответа. Рассердившись, прикрикнул на него, потребовал сейчас же выйти на свет и дать обещание немедленно вернуться в интернат. Напрасно стоял старик под дождем: беглец к нему не подошел, никакого обещания не дал. "Ну и хлюст, бежать куда-то рвется, - подумал Ковус-ага.
– Буду в интернате, отчитаю по всем морским правилам". "Баклан" снялся с якоря, взял курс на Кизыл-Су. В кубрике Мамраз стал было подтрунивать над стариком, но примолк, заметив, что капитан не на шутку закручинился: привязался к сироте или просто беспокоился - один тот бродит в такую муторную непогоду.