Черная Пасть
Шрифт:
Наблюдая за крайним окном гостиницы, Сергей увидел, как занавеска откинулась и за сеткой показалось настороженное и, как всегда, скрыто надменное лицо Игоря Завидного. Не успел Мамраз и с места сдвинуться, чтоб идти в номер гостя, как Игорь уже появился на крыльце. Поклонившись негоцианту, словно упреждая его благодарность, Завидный сказал Мамразу:
– Они не нуждаются больше в нашей опеке, сами разберутся в своем реквизите. Не правда ли?..
Агент и его провожатый закивали головами: один Завидному, другой - Мамразу; а потом вместе - всем присутствующим. Сергей снова заметил под навесом живой изгороди неподвижную фигуру Фалалея Кийко... Недовольный выходкой Завидного, дружинник Мамраз постоял у крыльца и скрылся
22
Гости поспешили в свои покои, а Сергей, встретив испытующий и чуть растерянный взгляд Игоря, кивнул ему и зашагал к морю.
...Ни разу не оглянулся. Не замедлил шага, не слышал позади никого, но не сомневался, что Игорь идет вслед.
Шли берегом. К каменному, с продолбинами в боках, избитому волнами и косым, береговым ветром, мысу. Здесь они раньше бывали втроем... Сергей и один приходил к этому каменистому, уединенному взгромождению, уходящему покатым спуском в песок, а крутым - в море. От этого нелюдимого, видного издалека лобного места, в сторону острова уходила узкая, обмываемая волнами гряда, напоминавшая эспланаду - пространство, ничем не занятое, оставленное между крепостью и береговыми постройками для более надежной обороны. Казалось, самой природой здесь было уготовано ристалище для поединка друзей.
Не оборачиваясь, Сергей прошел дальше ноздреватого каменного борова, чтобы не останавливаться и не ждать Игоря, и чтобы не перебивать возбужденный ход мыслей.
Пройдя по влажному песку у самого уреза воды, он повернулся и словно завзятый дуэлянт пошел к замшелому барьеру.
С другой стороны так же неторопливо и выжидательно приближался Игорь Завидный.
Не думали друзья, что давний спор между ними примет такое продолжение...
Сергей не смог бы выразить этого словами, но всем существом своим чувствовал, как что-то скользкое и пакостное разрасталось в их взаимоотношениях с Игорем. Не сама нелепая история с ужом и появление гаденыша в чемодане, а странное и двусмысленное поведение Игоря во время всей этой катавасии наполнили душу Сергея скверным чувством. После опасного столкновения Завидного с Мамразом на крыльце, когда дружинник вынужден был отступить, Сергей еще больше встревожился. Самой неприятной была упорная невнятность в поведении Игоря, его скрытность по отношению к другим и вызывающая откровенность по отношению к нему, Сергею. Своим поведением Игорь словно хотел показать полнейшую независимость от Сергея, и даже пренебрежение к его дружескому мнению. "Что хочешь, дружище, то и думай, а я именно так буду делать! И ты не посмеешь мешать, и будешь помалкивать не только по праву дружбы..." Так оно и вышло у крыльца, когда Мамраз был поставлен в тупик выходкой Завидного, а он, Брагин, ничего не смог изменить, ничем не помог старательному Мамразу.
... Они должны объясниться. И это произойдет здесь у моря. Сергей все больше понимал, что их вначале общие, деловые разногласия начинали накапливаться и как бы сгущаться, принимать более категорическую форму: и то, что некогда было только разговором, - становилось опасным острием.
– Прямо в затылок тебе смотрел всю дорогу, - хмуро проговорил Игорь Завидный.
– Неужели тебе не хотелось обернуться! Ведь я могу внушать!
– Если бы я обернулся, - спокойно ответил Сергей, - ты ни шагу не сделал бы дальше...
– Ого, а ты не боишься, Брагин, что твоя полуда может пооблезть?..
– Я не боюсь, но ты, Игорь, себя .. начинаешь бояться, и тут всего можно ожидать Самого пакостного!..
Они сошлись возле обтесанного морем валуна, похожего на дикое, степное надгробие, и говорили друг другу в лицо, не отводя глаз.
– Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется!..
– глухо, с натугой изрек Завидный.
– В прошлый раз, около Нины ты по другому поводу тревожил тень Федора Тютчева.
– Предугадать-то не дано!..
– Чего же ты, Игорь, в себе боишься?
– Сергей видел бледное, но спокойное лицо Завидного, и снова поражался его выдержке. Да, он умел скрывать свои мысли и чувства.
– А боязнь себя - страшнее угроз и наглости. Хотя и скрываешь, но ты испуган...
– Не дано!.. И к этой неизбежности надо относиться спокойно.
– Но в твоем спокойствии виден страх.
– И все же предугадать можно.
– Набежавший было от волнения румянец на щеках Игоря быстро угас в холодной и стойкой бледности лица. Лишь на какое-то мгновение удалось Сергею поколебать его спокойствие.
– До того, как сказать Мамразу слово об этом симпатичном венецианце, я уже предугадывал, как оно будет воспринято тобой, Сергей Денисович! И я не ошибся. Твой улавливатель сработал синхронно.
– Игорь держался непринужденно, но свои худые руки из-за спины не показывал, старательно прятал, видимо, опасаясь выдать внутреннее волнение.
– Я знаю, Брагин, ты следил за мной и через окно. Что это: дружеская забота или служебная бдительность?..
– Больше - чувство юмора!.. Смешно наблюдать, когда человек от себя начинает что-то прятать, а еще большее юродство, когда пытается показать другим... что он этого не делает.
– Сергей нагнулся, выдернул из песка оголенное ветром, но еще живое корневище черкеза, невидимого поблизости, и с силой ударил по каменной махине, разделявшей друзей как волнорез.
– Помнишь, Игорь, как один мудрец наблюдал человека наедине с самим собой? Чудак ловил солнечный зайчик, а другой - заставлял ходить пустые валенки... Смешно? Не очень... Человек никогда не бывает совершенно один... С ним всегда совесть. Когда я заметил тебя, Игорь, за накрахмаленной, с переломом поперек, занавеской...
– То увидел, как моя совесть показывает тебе пальчиком на фиговый листок?
– Не совсем так, Игорь Маркович! Совесть твоя была в то время... в заношенной и грязной, соломенной шляпе, которую держал Мамраз.
– Врешь ты!.. В шляпе была гадюка...
Игорь Завидный с болезненной гримасой на лице вынес из-за спины правую руку. Пальцы на ней были скрючены и туго сведены судорогой. Он с улыбкой поморщился и ударил скрюченной, неподвижной кистью по колену... Послышался сухой хруст и жалкий, удушливый смешок со всхлипом...
С моря шел тяжелый клыкастый вал. Можно было еще успеть отпрыгнуть, отскочить от надвигавшейся громадины, спрятаться за каменный редут. Но ни Сергей, ни Завидный не двинулись с места.
* * *
Шквал наступал без ветра, боковой, в обход гранитной гряды. И вдруг послышался гул. Не остров ли Кара-Ада гудел вековечным колоколом?!.
... За пирсом, возле тихой, ракушечной отмели неожиданно повстречался Сергею директор Чары Акмурадов. Они сошлись и молча постояли на берегу, глядя в беспокойный перебор волн. Светлые, серебристые облака с легкой звенью проплывали над хмурой и гладкой глыбой Кара-Ада. Луна стояла прямо над маяком, и свет ее в маячных огнях казался почти синим и каким-то пыльно и оседающе сухим, безжизненным, тогда как лучи маяка источали живой, трепетный свет, и море бережно перекладывало его с волны на волну, стараясь проторить запоздалым пловцам ночную дорогу. В порту отбили склянки. Из поселка по ветру долетали смех и музыка.
– Купаться не думаешь?
– спросил Чары Акмурадов.
– Мне переобуться надо. Чокои свои модельные песком засыпал.
– Купайтесь, - ответил Сергей Брагин, присаживаясь на обломанную якорную лапу.
– Я покараулю...
– Тебе доверю караул.
– Чары Акмурадович присел на борт старой шлюпки, заваленной слежавшимися песком и сухими водорослями. Посматривая из-под приспущенных бровей, старый пограничник Акмурадов осторожно заметил: - А ты, Сергей, и вправду сейчас чем-то на караульного похож. Только не пойму: в наряд собрался или из дозора возвращаешься?...