Чёрная Тень
Шрифт:
— Он идиот. Такие деньжищи — и вот это все, что у него есть? Зуб даю, мы не найдем ни серебра, ни платины, даже если обшарим весь дом. Ну и дыра.
— Что ж, — сказала Фериус, привязывая лошадь к тонкому деревцу в проулке и снимая с плеча седельную сумку. — Не будем откладывать радостное воссоединение семьи дольше, чем нужно.
Они с Рози двинулись по узкой дорожке к дому, но Сенейра медлила.
— Что такое? — спросил я.
Она все еще смотрела на дом, но, казалось, взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. К моему удивлению, она тихо взяла меня за руку.
— Я ведь так и не сказала им, что ухожу. Просто оставила записку на столе. А вдруг отец…
— Вы — одна
Ну, так я думал. В моей семье все немного иначе. Я подумал о Шелле и добавил:
— Просто подумай про своего братишку. Как его зовут?
— Тайн, — отвечала она и улыбнулась, произнося его имя.
Я принял это за дозволение повести ее к дому.
— Подумай, как Тайн обрадуется, что сестра вернулась. Вот увидишь, тебе стоит только войти в дом, и через пять минут тебе покажется, что ты никогда не уходила.
Как оказалось, не стоило мне это говорить.
16
ПУСТОЙ ДОМ
— Где они? — в третий раз спросила Сенейра, заглядывая то в одну темную комнату, то в другую. Она шагала все быстрее, а в ее голосе слышалось беспокойство.
Когда мы обнаружили, что дома никого нет, я не придал этому особого значения, но заметил, что Фериус с Рози медленно, методично исследуют старый дом, подмечая детали, говорящие нам, что дела плохи. Первое и самое очевидное — в столовой еще оставалась еда. Рейчис запрыгнул на стол и обнюхал тарелку, на которой было что-то вроде птицы с овощами. Белкокот повернулся ко мне, приоткрыв пасть, будто учуял что-то гнилое.
— Уже дня три стоит минимум, — констатировал он, спрыгивая обратно на пол. — Зря только еду перевели.
Когда он приземлился на пол, я заметил вилку, словно она упала, но никто не стал заморачиваться и поднимать ее. Обитатели покидали дом в спешке.
Услышав торопливые шаги Сенейры на верхнем этаже, мы с Рейчисом тоже поднялись наверх и осмотрелись. Там было три спальни, кабинет и небольшая библиотека, а также роскошная ванная. Обычно я не стал бы обращать на это внимание — разве что попытался бы вспомнить, когда я в последний раз был по-настоящему чистым, — но увидел блеклое отражение лунного света, падавшего через окно на поверхность воды в вычурной бронзовой ванне. Вода, естественно, была комнатной температуры, поскольку осталась с того же времени, что и еда внизу. Идя обратно к двери, я зацепился ногой за деревянное ведро. Оно перевернулось, его содержимое вылилось на пол. Это было странно по двум причинам: во-первых, в ванне был кран. К нему была подведена труба через своего рода печь-нагреватель, в которой, однако, не было ни дров, ни даже пепла, а это значило, что вода в ванне с самого начала была холодной. Вторая странность состояла в том, что, наклонившись и опустив пальцы в пролившуюся жидкость, я почувствовал, что она ледяная.
— Воняет магией, — заметил Рейчис, понюхав ее.
Я поднял ведро и даже в тусклом свете заметил иероглифы вдоль медных обручей, державших клепки.
— На нем охлаждающее заклинание, — сказал я, глядя на ванну.
Я услышал вскрик Сенейры и бросился в самую маленькую из трех спален. Мебели там было немного, но тряпочные зверушки на кровати и пара игрушечных деревянных мечей, висевших на стене, ясно говорили, что это комната маленького мальчика. Простыни были смяты, одеяла сброшены на пол.
— Их забрали! — сказала Сенейра, крепко сжимая кулаки.
— Кто? — спросил я.
— Не знаю! У моего отца есть враги, те, кому ненавистна политика Академии. Наверняка это один из…
— Никто не забирал твою семью, — сказала Рози, входя в комнату. За ней следовала Фериус.
— Вы этого не знаете! Вы просто…
— Послушай, дитя, осмотрись.
Сенейра так и сделала, и я поразился, что, несмотря на то, что она волновалась за отца и брата, она смогла взять себя в руки. Я бы уже на стенку полез. Я проследил за ее взглядом и сам все увидел. Стопка запасных простыней на полу рядом с прикроватным столиком. Простыни на полу были не просто смяты, они были испачканы, что Рейчис заметил, едва зайдя в комнату.
— Моча и пот, — подтвердил он, пятясь прочь.
Я заставил себя пристальнее вглядеться в белье, и вот тогда-то я и рассмотрел, что ткань порвана — словно тот, кто там лежал, постоянно царапал и растягивал ее. Я вспомнил отчаянный, лихорадочный рефлекс Сенейры, когда она едва не сломала мне руку во время недавнего приступа. Мозаика, которую уже сложили Рози и Фериус, наконец обрела смысл.
Мокрые от пота простыни, сброшенные с кровати одеяла — у кого-то была лихорадка. Запасные простыни, сложенные и лежавшие возле кровати, означали, что лихорадка длилась уже какое-то время. Недоеденный обед в столовой говорил о том, что дела внезапно пошли хуже. Я представил, как отец Сенейры, услышав, что сын кричит и зовет его, бросается вверх по лестнице. Мальчика сильно лихорадит, поэтому отец хватает ведро с охлаждающим заклинанием, наполняет ванну и сажает туда сына, чтобы сбить жар, но это не помогает, поэтому он берет сына на руки и бежит из дома за помощью. Судя по гниющей еде в столовой, это произошло по меньшей мере три дня назад.
Я поймал полный ужаса взгляд Сенейры и понял, что она тоже все поняла — и сделала еще один шаг.
— Не может быть, — прошептала она. — У Тайна Черная Тень.
Нам едва удалось удержать Сенейру, она уже была готова броситься на поиски отца и брата.
— Отец наверняка унес его в какую-то лечебницу, — сказала она, скатываясь вниз по лестнице.
— Девочка, подожди! — крикнула Фериус ей вслед, но Сенейра не обратила на нее внимания.
Рози действовала решительнее. Она перепрыгнула через перила на этаж ниже, приземлилась на ноги, согнув колени, мгновенно выпрямилась и преградила Сенейре путь.
— Твои безрассудные порывы бесцельны, дитя. Послушай все ветра, прежде чем…
— Хватит с меня этой белиберды! Это мой брат! Если у него Черная Тень, значит…
Рози положила руку Сенейре на щеку с мягкостью, которая так резко контрастировала с ее предыдущими действиями, что я вспомнил, как она называет себя идущей по пути Шипов и Роз.
— Ты думаешь, что это ты во всем виновата. У тебя доброе и благородное сердце, которое не может вынести мысли о том, что ты — причина страданий тех, кого ты любишь. Хорошо иметь такое сердце, но если ты хочешь помочь брату, ты должна уравновешивать его мудростью и силой.
Сенейра уставилась на нее, и я видел, как у нее на лице отразилась борьба двух противоречивых мыслей — отвращения к поучениям и отчаянного желания защитить свою семью.
— Скажи, что мне нужно сделать, — наконец выпалила она.
— Во-первых, мы должны понять, куда твой отец унес твоего брата, — сказала Фериус, спускаясь к нам по лестнице. — Обычная больница — слишком приметное место. Слишком много народу будет знать, что твой брат болен, а слухи о Черной Тени обычно распространяются, как лесной пожар по сухому подлеску. — Она жестом обвела пустой дом: — Так как дом пока еще никто не сжег, можно точно сказать, что о болезни твоего брата никто не знает.