Чёрная Тень
Шрифт:
— Сенейра?
— Уходи, — сказала она так хрипло, словно кричала несколько часов подряд, хотя я ничего не слышал.
— Я просто хочу помочь.
— Как? — спросила она. — Ты можешь сделать так, чтобы приступы прекратились? Ты можешь избавить меня от Черной Тени? Ты можешь сделать, чтобы перестало болеть или хотя бы чтобы не болело так сильно?
Теперь я различил ее силуэт — она съежилась под деревом. Я очень медленно пошел к ней.
— Если хочешь, я уйду, но вовсе не обязательно мучиться одной. Почему бы тебе не вернуться
— Я не хочу, чтобы другие видели, — отвечала она.
— Видели что?
Я подошел к ней так близко, что, когда она повернулась ко мне, я в тусклом свете луны разглядел ее лицо. Узоры Черной Тени вокруг ее глаза вихрились, двигались, словно живые.
Несмотря на все свои добрые намерения, я едва не отпрянул. У меня Черная Тень была дольше, чем у Сенейры, но даже во время самых тяжелых приступов я никогда не чувствовал, чтобы узоры вот так вращались и крутились. Хуже того, я видел, что вокруг правого глаза они чуть-чуть удлинились. Сенейра говорила, что дьявольская болезнь впервые проявилась месяц назад, но развивалась она у нее куда быстрее, чем у меня.
— Больно, Келлен, — сказала она. — Почему так больно?
Я поборол ощущение неловкости и опустился на колени рядом с девушкой. Она держала в руках маленький овальный предмет на тонкой серебряной цепочке.
— Это амулет?
Она покачала головой и протянула его мне, нажав маленькую кнопочку сверху, отчего тот раскрылся на две половинки. Мне пришлось поднести его к лучу лунного света, чтобы разглядеть, что там был портрет маленького мальчика. Он был так похож на Сенейру, и я догадался, что это ее младший брат.
— Тайн целый год экономил каждый грош, чтобы заказать этот медальон, — сказала она. — После того как я сбежала, ему исполнилось семь. А я когда-то обещала ему, что на день рождения в этом году подарю ему такой же с моим портретом, чтобы мы могли… Теперь уже не важно.
Я вернул ей украшение и сел рядом.
— Сколько длится приступ?
Она снова надела медальон на шею.
— По-разному. Иногда несколько секунд, а иногда — несколько часов.
— Колющая боль? — спросил я. — Как будто в глазу жжет?
Она кивнула, но выглядела неуверенной.
— Это… это трудно описать. Как будто капают кислотой на лицо, но больнее от того, что я ощущаю внутри.
— Видения? — самым худшим для меня были кошмарные образы, одолевавшие меня всякий раз, как начинался приступ, — все и вся в мире становилось уродливым и безобразным. Жестоким. Словно я видел все самое худшее в людях.
— Я слышу голоса, — сказала Сенейра. — Они говорят мне ужасные вещи, Келлен. Я слышу, как они смеются надо мной, дразнят меня, говорят мне, что могут заставить меня сделать все, что им угодно. Это как будто… как будто…
— Как будто демон хочет, чтобы ты знала, что когда-нибудь он получит полную власть над тобой?
Она кивнула и посмотрела на меня, как будто ждала, вдруг я что-нибудь скажу, и все станет лучше. Я промолчал, и она заплакала.
Не зная, что еще сделать, я взял ее за руку.
— Все будет…
— Не надо, пожалуйста, — сказала она. — Не лги мне.
Она посмотрела сквозь деревья туда, где вдалеке мерцал огонек костра, крохотная частичка света во тьме.
— Аргоси ведут себя так, словно все… так, как есть, словно мне надо смириться с тем, что со мной происходит. А я не могу. Не могу притворяться, что все нормально, когда я всем своим существом чувствую, что это не так. Что бы ни происходило, я должна встретить это лицом к лицу.
Я не мог не восхищаться решимостью Сенейры. Я прислонился к дереву, все еще держа ее за руку.
— Черная Тень — это кошмар, — признался я. — Когда начинается приступ… хуже этого, наверно, ничего в мире нет. И пусть никто не смеет говорить тебе, что это не так.
— А что ты делаешь, когда это происходит? — спросила Сенейра.
Я пожал плечами.
— Пытаюсь не обращать внимания на видения и жду, пока пройдет боль.
Она открыла рот, но вдруг согнулась в три погибели, словно кто-то ударил ее в живот.
— О боги песка и неба, опять! Сделай так, чтобы это закончилось!
— Сенейра, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал успокаивающе, — просто посмотри на меня. Посмотри на меня.
Она подняла голову, и я в ужасе смотрел, как узоры снова задвигались. Глаза у нее из зеленых стали темными, наполнившись чернотой.
— Я слышу их, Келлен. Что они мне говорят… как смеются… Пожалуйста, заставь их замолчать!
— Не слушай их. Они ненастоящие. Попытайся думать о хорошем. Подумай о своем брате, обо всех, кого ты любишь, о тех местах, где тебе хорошо.
Она зажмурилась, и я почти слышал, как она скрежещет зубами. Тихие стоны срывались с ее губ, превращаясь в имена.
— Тайн… отец… Ревиан… Академия…
Она повторяла их снова и снова, сжимая мою руку с такой силой, что кости, казалось, касались друг друга, а ее ногти впивались мне в ладонь. Я заставил себя не выпустить ее пальцы.
— Я здесь, — прошептал я. Слова показались мне какими-то особенно бесполезными, но, наверно, они все же как-то помогли, потому что через несколько мгновений Сенейра подняла голову и посмотрела на меня. Линии вокруг ее глаза перестали двигаться, а радужка снова стала зеленой.
— Спасибо… Келлен…
Через минуту боль и голоса вроде отступили, а потом все началось заново. Это продолжалось примерно час. Вдруг она спросила:
— Ты посидишь со мной еще немного?
То, как она говорила… будто вся ее сила медленно утопала под напором боли и смятения, а решимость гасла под терзавшими ее ужасающими голосами. Я почувствовал, как она снова напряглась с началом нового приступа, и посмотрел на восток, надеясь увидеть на горизонте первые лучи солнца. Но до рассвета оставалось еще несколько часов.