Черная вдова
Шрифт:
– Так ведь рядом, всего три остановки на автобусе, - оправдывалась Орыся.
– Береженого бог бережет, - серьезно сказал капитан.
Возвращаясь домой, Орыся убеждала себя: отыщут вора, непременно отыщут и вернут пятьдесят тысяч.
Валерий Платонович сидел на верандочке, пил ряженку. Орыся открыла рот, чтобы поделиться с ним успокоительной новостью, но профессор опередил ее:
– Где была?
– В милиции...
– Где, где?
– заикаясь, переспросил он.
– В милиции. Написала заявление.
Скворцов-Шанявский побледнел, захватал
– Что с тобой?
– в ужасе бросилась к нему Орыся, едва успев подхватить профессора.
– Вызвать "скорую"?
– Не... Не...
– заплетающимся языком проговорил Скворцов-Шанявский. Валидол... Капли Вотчала...
Перетащив Валерия Платоновича на диванчик, Орыся кинулась за лекарством, дрожащими руками накапала в рюмку, влила в рот Скворцову-Шанявскому. Потом сунула ему под язык таблетку.
Он лежал с закрытыми глазами минут десять, и эти минуты показались Орысе вечностью.
Наконец он разлепил веки, слабо произнес:
– Что ты натворила? Понимаешь или нет?!
– Я хотела... Как лучше хотела!
– растерянно проговорила Орыся.
– Ведь пятьдесят тысяч! Не рубль.
– Жалкие пятьдесят тысяч, - простонал профессор, положив ладонь себе на лоб.
– О чем ты говоришь? Нет, зарезала без ножа! Форменным образом зарезала!
– Но ведь деньги тебе сейчас очень нужны. Так ведь?
– Что они решают? Да я за один день могу иметь сто тысяч. Да что там сто тысяч...
– Он медленно приподнялся, сел.
– Ну кто тебя просил ходить туда, кто? Ты хоть представляешь, что натворила? Ты можешь погубить меня! И всех подвести под монастырь!
Она начала лепетать насчет того, что в милиции обещали сделать все, чтобы поймать вора, но профессор грубо перебил ее:
– Заткнись! Найди лучше ручку и бумагу.
Орыся покорилась без слов. Под диктовку Скворцова-Шанявского она составила новое заявление в милицию, в котором просила аннулировать первое в связи с тем, что якобы, вернувшись домой, обнаружила пропавшие деньги целыми и невредимыми.
– Как же мне объяснить?
– растерянно спросила она, пряча заявление в сумку.
– Как хочешь! Что в детстве тебя уронили с печки, что полный склероз, что...
– снова вспыхнул профессор. Затем, сдержавшись, добавил: - Самое лучшее, скажи, что над тобой подшутили.
– Поверят ли?
– с сомнением покачала головой Сторожук.
– Сделай так, чтобы поверили!
– рявкнул Валерий Платонович. Понимаешь, должны поверить! Иначе...
Она поспешила в милицию.
Начальник уголовного розыска уже собирался уходить, так как рабочий день кончился. Прочитав заявление, майор Саблин посмотрел, как показалось Орысе, на нее с подозрением, выразительно хмыкнул. Она стала сбивчиво объяснять, что, мол, над ней подшутили, но делала это, вероятно, не очень умело и убедительно, потому что майор усмехнулся:
– Я гляжу, что-то вы не очень рады обнаружению пропажи.
– Рада, рада!
– неестественно весело произнесла Сторожук.
– Понимаете, перенервничала - страсть! Потом
– Да уж...
– Саблин неопределенно повертел головой и принял заявление.
Дома Скворцов-Шанявский дотошно расспросил о реакции милиции и, кажется, остался доволен тем, что удалось замять эту историю.
– Смотри, - предупредил он, - больше никакой самодеятельности!
Профессор, вопреки обыкновению, остался дома. Орысю он словно не замечал. И кажется, даже обрадовался, когда к вечеру заглянула Элефтерия Константиновна с приглашением на чашку чая по случаю своего дня ангела. Орыся, сославшись на нездоровье, не пошла. Скворцов-Шанявский и Вадим отправились на хозяйскую половину без нее. Профессор прихватил с собой книгу.
– Прошу прощения за скромный презент, - сказал он Александропулос, вручая книгу.
– Надо было предупредить заранее.
Та рассыпалась в благодарностях, заметив, что дорого внимание, а не подарок. Прочитав название книги, она и вовсе растрогалась - это был сборник легенд и мифов Древней Греции.
– Вы всегда умеете преподнести что-нибудь такое-этакое, - чуть не прослезилась вдова.
– Ну прямо по сердцу...
Тем временем Орыся не находила себе места. Ее мучили мысли - что же произошло с деньгами? Где их украли? Кто? Когда?
"Чего теперь гадать?
– вдруг подумала она.
– Надо помозговать, где достать пятьдесят тысяч. Может, слетать в Трускавец, снять со сберкнижки? А вдруг встречусь с Сергеем?"
Орыся заперлась в своей комнатке, бросилась на кровать. Ей почему-то вспомнилось слово "сука", которым обозвал ее профессор. Зарывшись лицом в подушку, Орыся разрыдалась.
"Во что я превратилась?
– спрашивала она себя.
– В тряпку, о которую вытирают ноги все, кому не лень... С Сергеем была - дрожала каждую минуту: прибьет или нет... Вырвалась наконец в Москву. Какие мечты были! Стать певицей, зажить по-человечески... И вот стала... Валерий относится к ней хуже, чем к собаке. Хочет - приласкает, хочет - гонит прочь!"
Подушка стала мокрой от слез. Но желанное облегчение не наступало. Орыся вспомнила мужа Василя, вспомнила Димку и застонала от боли, стальным обручем сжавшей сердце.
"Так можно свихнуться!" - пронеслось у нее в голове.
Она встала, посмотрела в окно. Сквозь ветви деревьев светилась веранда хозяйского дома. Оттуда доносилась музыка.
Орыся проверила, хорошо ли заперта дверь, потом нашарила под кроватью заветный графинчик с "изабеллой", который прятала от Валерия Платоновича.
Вино становилось в последнее время ее единственной отдушиной.
...Скворцов-Шанявский пришел через час. Торкнувшись к Орысе и не получив ответа, он, поворчав, направился к себе. В отличие от нее, сваленной пьяным сном, профессор никак не мог заснуть. Несколько раз за ночь вставал, принимал лекарства: чай из хмеля и валерианку, как советуют в этом случае врачи, но ничего не помогало. Бессонница доводила до отчаяния, выматывала все нервы. Мысли, одна мрачней другой, сверлили мозг. Больше всего беспокоило то, что Орыся ходила в милицию.