Черная вдова

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Надо сматываться.
– Орыся стала одеваться.
– Этот кретин не отстанет, вот увидишь. Выждет немного и снова появится.

Они с сожалением покинули уютное местечко. На "Солнечных песках" валяться тоже не решились, опасаясь преследования незнакомца в кожаных брюках. Теплоход доставил приятельниц в Южноморск. Там они первым делом пошли на рынок и нос к носу столкнулись с Глебом Ярцевым и Степаном Архиповичем. Глеб был в странном одеянии: свободные белые штаны и просторная косоворотка, подпоясанная шнурком с кистями и застегнутая наглухо. Скворцов-Шанявский потом объяснил Орысе, что парень совсем свихнулся на увлечении

всем древнерусским и подражает художнику Решилину. Вообще она заметила, что профессор недолюбливает Глеба, хотя раньше, она слышала, они были большими друзьями. Все знавшие Ярцева говорили, что он неожиданно пополнел. Глеб жаловался, что это у него от болезни. Поэтому он даже не может купаться.

Вот и теперь Вербицкая стала подтрунивать над своим земляком.

– Опять ты в своих холщовых портках?
– усмехнулась Виктория, поздоровавшись.

– Старушка, ты ведь не средневековый правитель, чтобы диктовать мне, что носить, а что нет, - раздраженно произнес Глеб.

– А что, диктовали?
– спросила Орыся, чтобы предотвратить перепалку.

– Еще как!
– ответил Ярцев.
– Понимаешь ли, одежда должна была соответствовать общественному положению человека. И несдобровать было тому, кто нарушал запрет. Наказывали вплоть до смертной казни... В Венеции, например, в шестнадцатом веке была специальная служба надзора за одеждой. На правильные, так сказать, костюмы ставили особую печать. А неуставные конфисковывали, это в лучшем случае. Английский король Генрих Тринадцатый даже придворным не разрешал носить меха, парчу, красный и синий бархат. Чтобы выделяться среди них.

– Ладно, - смягчилась Виктория, - не хочу быть узурпатором, носи, что хочешь. Но хоть на пляж пойдешь?

– Дорогуша, я ведь тебе говорил: щи-то-вид-ка!
– Глеб зачем-то вынул из кармана какую-то бумажку.
– Вот даже врачи...

– Щитовидка, - фыркнула Вербицкая.
– А вчера я видела, как ты выходил из моря.

– Попробовал, а потом пожалел, - хмуро произнес Ярцев.
– Тахикардия мучила всю ночь. А ведь меня предупреждали: нельзя ни в коем случае! Проклятые эндокринные железы! И лишний вес от них!

– Виктория, возьмите на пляж меня, - расплылся в улыбке "облепиховый король".
– Представляете, сбросил за полмесяца двенадцать килограммов! А все почему? Вода, солнце, волейбол! Хочу, как тот певец из Греции... Ну, эстрадный...
– Он пощелкал пальцами, вспоминая фамилию.

– Демис Русос, - подсказала Вербицкая.

– Во, он самый, - кивнул Степан Архипович.
– Как прочитал, что он сбросил пятьдесят килограммов, так и подумал: а я что, хуже? Правда, как бы узнать точно, как он этого добился?

– Скоро Русое приедет в Москву на гастроли, вот и поинтересуйтесь, посоветовала Вика.

– Да? Вы так считаете?
– Толстяк вертел головой, переводя взгляд с одного на другого и не понимая, шутит девушка или же говорит всерьез.

– Виктория запросто устроит вам эту встречу, - поддел, в свою очередь, Вербицкую Глеб.
– Она знакома со всеми, разве что не представлена еще римскому папе.

Вербицкая поджала губы и бросила на Ярцева холодный взгляд.

"Тоже непонятная парочка, - подумала Сторожук.
– То перемигиваются, то скубутся".

Она увлекла компанию в рыбный ряд, где купила два маленьких акуленка катрана.

– Как, их можно есть?
– поморщился "облепиховый король".
– Они же...

–

Зря вы так, - сказала Орыся.
– Очень даже вкусно! А Валерий Платонович считает, что похоже на отварную севрюгу.

– Я предпочитаю натуральную севрюжку, - осклабился Степан Архипович.

Расстались у автобусной остановки. Орыся поехала домой. Ни машины, ни Вадима не было. Валерия Платоновича тоже. Спрашивать у хозяйки, появлялся ли профессор, она не стала. Отдала катранов и попросила приготовить к обеду, к которому Скворцов-Шанявский обычно не опаздывал. Но сегодня почему-то задерживался. Элефтерия Константиновна дважды докладывала, что еда готова, а профессор все не шел и не шел.

Когда он наконец приехал, Орыся была удивлена: за все время пребывания в Южноморске у Валерия Платоновича ни разу не было такого дурного настроения. За стол он сел мрачнее тучи, своего любимого разварного катрана почти не ел - так, ковырнул пару раз вилкой, и все.

Встав из-за стола, профессор достал из чемодана аккредитив, сунул Орысе:

– Сходи в сберкассу. Срочно!

Сторожук поразилась еще больше: буквально вчера у Валерия Платоновича денег было - не сосчитать. Приходил всегда с набитыми карманами. Настроение - лучше некуда, даже напевал. И вдруг...

– Значит, снять?
– все еще не веря своим ушам, переспросила Орыся.

– До чего же ты бестолковая!
– взорвался профессор.
– Если даю аккредитив!.. Должен срочно отдать двадцать пять кусков.

– Значит, снять двадцать пять тысяч?
– уточнила Орыся.

– Возьми все, до копейки, - приказал Валерий Платонович.
– Понимаешь, Эрик предлагает одну прелестную вещицу...

Эрик Бухарцев, бывший шофер Валерия Платоновича, появился в Южноморске неделю назад. Орыся встретила его случайно. Он куда-то спешил. Сторожук поинтересовалась, почему его мать не приезжала в этом году лечиться в Трускавец, ведь место в доме Орыси ей всегда обеспечено. Бухарцев ответил, что его родительница собирается на воды где-то в начале ноября. На том и расстались.

– Так, значит, Эрик продолжает спускать свои золотые цацки?
– спросила Орыся.

– И еще как! Представляешь, вчера продал Решилину перстень. Жаль, что меня при этом не было, непременно бы перехватил! И как только не стыдно этому богомазу! Облапошил парня, как младенца! Перстень стоит раз в пять дороже, чем отвалил денег Решилин.

Скворцов-Шанявский постепенно успокоился. И поторопил Орысю:

– Давай, давай за денежками!

Орыся стала одеваться. Кто-то позвонил Скворцову-Шанявскому, и тот срочно уехал. Орыся взяла хозяйственную сумку - профессор наказал купить к ужину ряженку, так как расшалился его желчный пузырь, - в нее она положила изящную индийскую сумочку из змеиной кожи, в которой находились паспорт и аккредитив.

До сберкассы было три остановки на автобусе. Орыся сошла на одну раньше, забежала в молочный магазин. И уже после этого отправилась за деньгами.

В кассе народу было немного. Почти все стояли к окошечку, где принималась плата за коммунальные услуги.

Когда контролерша услышала, какую сумму снимает с аккредитива Орыся пятьдесят тысяч - она с любопытством глянула на нее, но ничего не сказала. Но вот взгляд кассирши, отсчитывающей ей деньги, Орысе не очень понравился. Кассирша была не то грузинка, не то армянка, с большими выпученными глазами. Они словно гипнотизировали.