Черная вдова
Шрифт:
– Опять звонил вчера в Москву, - сказала Вика.
– Ничего утешительного. Измучился - прямо страшно на него смотреть! О Мише я уж не говорю. За магазин душа болит. Ведь Леонид Анисимович один тащит воз - за директора и за себя как заместителя.
– А почему его не назначают директором?
– спросила Орыся.
– Жоголь не особенно и рвется. И потом, ведь следствие еще не окончено. Начальство, видимо, ждет, когда прояснится: кто есть кто? Слава богу, что мне удалось вырвать его из Москвы, немного передохнуть от всего этого кошмара.
–
– Сказал, что нужно опять связаться с Москвой, - ответила Вербицкая. А может, просто хочет побыть один... Я уж стараюсь ему не надоедать.
Теплоход вышел в море. Южноморск с его суперсовременными гостиницами, пансионатами, парками, дендрарием и улицами-аллеями разворачивался во всем своем великолепии. Вышедшее из-за гор солнце играло в окнах зданий. Пассажиры были буквально заворожены захватывающей панорамой города.
Наблюдая за спутницей, Сторожук в который раз пыталась разобраться, что же на самом деле у нее с Жоголем? Вика ей все уши прожужжала, что дружит с Михаилом. Если это так, почему здесь, на курорте, она почти все время с Леонидом Анисимовичем?
"А может, между ними ничего и нет?
– думала Орыся.
– Стала бы она кокетничать с Глебом Ярцевым..."
При воспоминании о Ярцеве кольнуло сердце. Глеб ассоциировался у нее со Средневолжском. А там - Димка. Ее Димка, сыночек...
"Господи, не видела его целую вечность!" - с невероятной тоской вспыхнуло в душе.
– Какая-то ты сегодня мечтательная, - заметила Вербицкая.
– Что?
– очнулась от своих невеселых дум Орыся и заставила себя улыбнуться.
– Просто любуюсь, - кивнула она на прекрасный вид Южноморска.
– Не туда смотришь, - усмехнулась Вика и краешком глаза показала в сторонку.
У борта среди пассажиров выделялся черноволосый высокий парень южного типа в яркой рубашке и кожаных брюках. Он не отрываясь смотрел на Орысю. Их взгляды встретились. Южанин, словно ожидая этого, расплылся в улыбке.
"Начнет сейчас цепляться", - подумала Орыся, поспешно отворачиваясь.
Тут, на юге, ее снова постигла та же участь, как и в Трускавце: от ухажеров не было отбоя. И даже когда они были рядом с Викой, почему-то мужчины предпочитали ее, а не Вербицкую. А ведь Орыся старше лет на шесть восемь!
За почти полугодовое пребывание в Москве Орысе показалось, что там на женщин обращают меньше внимания, чем в ее родном городе. Мужики вечно куда-то спешат, мучаются своими проблемами. И ее, избалованную вниманием, это удивляло. Она даже думала, что причина тому - ее провинциальность. Особенно почувствовала это Орыся, познакомившись с Викой. Та сразу поразила ее своей раскованностью, умением вести себя свободно и легко в любой компании, говорить на любую тему. Орыся втайне завидовала ей и поймала себя на том, что где-то подражает Вербицкой.
И вот надо же, в Южноморске Орыся пользуется большим успехом, чем столичная художница.
"Может быть, и я уже стала настоящей москвичкой?" - не без гордости подумала она.
Вообще
Стоило Орысе еще раз бросить взгляд в его сторону, как он тут же подскочил к ним.
– Такая хорошая погода, а девушки скучают!
– темпераментно начал он.
– Не скучаем, не скучаем, - пресекла его попытки приударить Орыся.
Южанин подлаживался и так и этак, но, получив решительный отпор, отошел, хотя было видно, что успокаиваться он не собирается.
Теплоход пришвартовался к пристани "Солнечные пески". Здесь сошли почти все пассажиры, потому что неподалеку находился один из самых лучших пляжей в округе. Но у Вербицкой и Сторожук было свое облюбованное местечко. Правда, надо было протопать километра два по берегу, зато уголок для купания - сказка! Уютная бухточка, закрытая для посторонних глаз розовыми скалами. Песок - нежнее шелка. Можно было купаться нагишом - сюда никто не забредал.
Скинув с себя всю одежду, они с удовольствием бросились в море. Оно было совершенно спокойным. Вода прозрачная, как стекло. Потом лежали на песке, подставив тела ласковому солнцу. Никто их не тревожил. Только изредка промелькнет над водой белокрылая стремительная чайка, да вылезет поглазеть на свет божий колченогий крабик и бочком, бочком проползет стороной...
– Ой, умереть можно от счастья, - не выдержав, поднялась Орыся.
И вдруг она запела украинскую песню. Запела от всей души, словно переполнявшая ее радость вырвалась наконец наружу.
Вика, пораженная силой и красотой ее голоса, села и уставилась на Сторожук. И, когда та окончила песню, восхищенно произнесла:
– Откуда, Орыся, как?! Ну и ну!
– Понравилось, да?
– Орыся была взбудоражена, взволнована.
– Да тебе хоть сейчас в Большой театр! Почему я в Москве никогда не слышала?
– А, где уж там!
– махнула в сердцах рукой Орыся.
– Вот в Трускавце я почти каждый день пела.
Похвала Вербицкой, ее искреннее восхищение сжали горло. Орыся чуть не расплакалась. Ей вдруг показалось, что судьба к ней несправедлива до жестокости. Захотелось открыть перед Викой душу, рассказать о мечте и надежде, с которыми она ехала в столицу, а там ее...
– Ой!
– вдруг вскрикнула Вербицкая, хватаясь за платье и прижимая к себе.
Сторожук обернулась и обомлела: у скалы стоял тот самый настырный парень с теплохода. Зрелище двух прекрасных обнаженных женских тел настолько парализовало его, что он не мог даже пошевелиться. Орыся кинулась к своей одежде, прикрылась, и ее прорвало: бухточка, только что бывшая свидетелем прекрасного пения, огласилась потоком бранных слов. Южанин в мгновение ока исчез, словно испарился.
– Дубина, весь кайф испортил!
– сказала возмущенная Вика, когда они пришли в себя.