Черная вдова
Шрифт:
Часть пятая
До чего же это удивительное, нарядное дерево - хурма. На фоне густо-зеленой листвы яркими пятнами выделялись золотистые с багрянцем, словно светящиеся изнутри, шары плодов! Каждый раз выходя в сад, Орыся Сторожук не могла наглядеться на это чудо. Хозяйка, Элефтерия Константиновна, сказала, что хурма у нее самого лучшего сорта - "королек". Мякоть сочная, красноватая, с терпко-сладким вкусом.
Вот и сегодня, сойдя с крыльца, Орыся невольно залюбовалась экзотическими деревьями. А за ними виднелось море. Оно было чуть-чуть голубоватое, с перламутровым отливом. Нарушая законы перспективы, море не опускалось к горизонту,
Море... Увидев его две недели назад, Орыся сразу влюбилась в него. Может, оттого, что эта была первая в ее жизни встреча с необъятным водным пространством. И еще, наверное, потому, что слишком контрастен был переход от серой осенней Москвы к здешней природе. Выехали они со Скворцовым-Шанявским из столицы в начале октября, выдавшегося в этом году на редкость неуютным и промозглым. С неба сыпалась колючая крупа, вокруг стояли унылые леса и поля. Но по мере приближения к югу краски все теплели и теплели, оживали, а когда они прибыли в Южноморск, Орысю буквально ослепила здешняя красота. Большой город-курорт расположился между морем и горным хребтом, покрытым по-летнему еще сочной растительностью. Да и сам Южноморск утопал в зелени. Она тоже казалась Орысе сказочной: пальмы, кипарисовые аллеи, олеандры, осыпанные нежно-розовыми гроздьями цветов, издающих миндальный аромат. Даже сосны тут были необычные - с длинной свисающей хвоей.
Было странное время года - не лето, но и не осень, какая-то мягкость и умиротворенность таилась в природе. Что называлось словами, в которых ощущался уют и нега, - бархатный сезон.
Приехали они на машине Валерия Платоновича. Хозяева уже ждали, были извещены заранее из Москвы. Профессор постоянно снимал у Элефтерии Константиновны Александропулос небольшой домик с тремя комнатками и крошечной верандой. Сами хозяева, а вернее вдова и две взрослые ее дочери, жили в доме побольше. Сад был разгорожен невысоким забором, так что постояльцы чувствовали себя вполне самостоятельно. Вход был тоже отдельный. Имелся во флигельке и телефон, чем, вероятно, особенно привлекало Валерия Платоновича это жилье.
С хозяйской стороны все время доносились аппетитные запахи. Казалось, что пожилая Александропулос не отходит от плиты в летней кухне, расположенной во дворе. Признаться, готовила она вкусно, употребляла много пряностей и зелени: укроп, шафран, кинза, тархун. Но особенно упирала она на чеснок. И когда Орыся спросила, не слишком ли та увлекается им, Александропулос сказала:
– Так ведь он очень полезный! Вот, я читала, что в одном испанском городе даже устраивают каждый год праздник чеснока. Слагают в честь него песни и кладут буквально во все кушанья. Разве что кроме кулича и мороженого.
По договоренности стряпала Элефтерия Константиновна и для московских постояльцев. Правда, профессору все больше вареное или на пару, так как Скворцов-Шанявский предельно щадил свой желчный пузырь. Но зато Орыся и шофер профессора Вадим предпочитали жирные и жареные блюда вдовы.
И вообще это была удивительно работящая женщина. Дочери ее, темноволосые и востроглазые, работали, а все хозяйство лежало на ее плечах. Нужно сказать, хозяйство немалое: сад, огород, домашняя птица. Откармливала она и двух кабанчиков. Имелось в погребе свое домашнее вино "изабелла". Графинчик духмяной "изабеллы" Александропулос непременно подавала к столу постояльцев. Валерий Платонович
– Доброе утро!
– раздалось из-за ограды с хозяйской стороны.
Александропулос рвала хурму, чтобы успеть с утра продать на рынке.
– Здравствуйте, Элефтерия Константиновна, - приветливо ответила Орыся.
– Позавтракаешь? Хачапури свеженькие, только с огня...
Сторожук прошла через маленькую калиточку в заборе. Она любила завтракать с хозяйкой прямо во дворе, болтая о том, о сем.
Вдова подала на стол только что сорванную зелень, нарезала помидоров, выставила тарелку дымящихся хачапури.
– Твои еще спят?
– спросила она.
– Десятый сон видят, - сказала Орыся с полным ртом.
Хотя, если говорить правду, дома был только Вадим. Когда он вернулся ночью, Орыся не слышала. А Скворцов-Шанявский еще не вернулся. Однако про то хозяйке знать было не обязательно.
Элефтерия Константиновна завела разговор о шофере профессора. И по тому пристрастию, с каким она расспрашивала о Вадиме, было легко догадаться: вдова прощупывала, сгодится ли он в суженые одной из дочерей. Вопрос этот был наболевшим: девицы находились в критическом возрасте, и мать боялась, как бы они не остались в старых девах.
После завтрака хозяйка засобиралась на рынок, а Орыся - на море. Прихватив пляжные принадлежности, она отправилась на пристань. Оттуда на маленьком теплоходике можно было добраться до уютных бухточек, где нет такой толчеи, как на городских пляжах. Да и песок там, а не противная галька.
Купалась и загорала Орыся дважды в день. Утром и после обеда. Иногда вместе с профессором, но чаще - с Викой Вербицкой. Та тоже была не одна, с Жоголем.
Викторию Орыся увидела еще издали: она стояла у кассы с ярко-желтой спортивной сумкой через плечо.
– Что, сегодня без Леонида Анисимовича?
– спросила Сторожук после взаимных приветствий.
– Без, - коротко ответила Вербицкая.
Орыся едва успела взять билет, на судно они вбежали последними. Теплоходик тут же отошел от причала.
– Ну, что у него слышно?
– поинтересовалась Орыся, которая была в курсе несчастья Жоголя.
Сын его, Михаил, пропал куда-то еще летом. Семья не знала, жив он или нет. Подали заявление в милицию, но розыски пока ничего не дали. Исчезновение сына явилось страшным ударом для жены Леонида Анисимовича: несчастную женщину положили в больницу с психическим расстройством.
Однако на этом неприятности Жоголя не исчерпывались. Недаром говорят, что беда не ходит одна. В то же самое время, когда произошла история с Михаилом, был арестован Цареградский, директор магазина, где работал Леонид Анисимович. Арестовали за взятки с работников вверенного ему предприятия. Но Цареградский упорно отрицает свою вину, хотя его уличают в поборах заведующие отделами и продавцы. Даже старший товаровед, через которого действовал взяточник, и тот сознался в передаче денег директору. А тот твердит, что это вовсе не взятка, а всего лишь возврат долга. Но кто поверит этим сказкам!