Черная вдова

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Красота, а?
– кивнула в окно Вика.

– Изумительно, - согласился Глеб.

– Скоро будем на месте.

Из-за поворота навстречу им выехал иностранный автомобиль.

"Вольво", - отметил про себя Ярцев, когда лимузин, сверкая серебристым кузовом, проскочил мимо.

– От Решилина небось, - заметил Алик.

– От кого же еще, - усмехнулся Леонид Анисимович.
– Он за рубежом гремит, пожалуй, больше, чем у нас в стране.

"Решилин, Решилин...
– повторил по себя Ярцев.
– Что-то очень знакомое".

–

Художник, что ли?
– вспомнил он вслух.

– Точно, - кивнула Вика.
– К нему едем.

Глеб чуть не подскочил, не переставая удивляться Вике: иметь в приятелях такую знаменитость!

"Волга" свернула и скоро остановилась у высокого глухого забора. Алик выскочил из машины и нажал кнопку у ворот. Звонка не было слышно, но из глубины двора раздался лай нескольких собак. Минуты через две в щели забора мелькнули чьи-то глаза, и ворота медленно раздвинулись.

– Привет, Оленька!
– помахал Леонид Анисимович женщине лет тридцати, стоящей в окружении трех громадных псов. Она была одета в яркий ситцевый сарафан. Миловидное русское лицо ее было обрамлено прямыми волосами, сходящимися за спиной в тугую длинную косу.

– Вот молодцы, вот молодцы, - приветливо проговорила Ольга.
– Как обещали, так и приехали.

Леонид Анисимович въехал на участок и заглушил мотор. Взяв с сиденья какие-то свертки, он вручил их женщине.

– Прошу, все, что просили.

– Ой, спасибочки, - обрадовалась Ольга.
– Сейчас рассчитаюсь с вами.

– Там написано сколько, - сказал Леонид Анисимович.

Глеб заметил на свертках какие-то цифры, написанные карандашом.

Вика поздоровалась с женщиной как со старой знакомой. Алик, видимо, был здесь тоже не в первый раз.

– А это мой земляк, - представила Глеба Вербицкая, - вот с таких лет дружили.

– Милости просим, - чуть поклонилась Ольга.

И Ярцеву стало легко и приятно от этой простоты, которой веяло от женщины.

– Сестра Решилина, - шепнула ему Вика, когда все двинулись в глубь участка.
– За хозяйку здесь.

Участок был огромный и казался пустынным, так как деревьев здесь росло мало. Преимущественно сосны, уходящие высоко в небо своими старыми вершинами. На солнечной стороне вдоль забора тянулся малинник с аккуратно подвязанными к шестам стеблями. Возле него стояло несколько ульев.

Дом располагался на противоположной стороне участка. Он напоминал деревянные хоромы, которые Глеб видел на Архангельщине и Псковщине, куда ездил как-то в турпоездку. Рубленая махина, пологая лестница в виде крытой галереи вела на второй этаж. Крыша покрыта дранкой. От строения веяло замшелой стариной.

Словно в дополнение к ней на участке косил траву высокий старик с косматыми волосами и бородой, одетый в белую холщовую рубашку и порты.

Когда прибывшие подошли к нему, косарь вытер рукавом пот со лба и произнес:

– Точность - вежливость королей.

"Батюшки, - остолбенел Ярцев, - так это же Решилин!"

Вблизи ему можно было дать чуть больше пятидесяти. Это издали художник выглядел стариком.

Решилин поздоровался со всеми за руку, а когда очередь дошла до Глеба, спросил:

– Вы и есть тот самый школьный приятель Вики?
– Глеб кивнул.
– Что ж, давайте знакомиться: Феодот Несторович.

Ярцев назвал себя, поражаясь, как точно соответствовало облику хозяина его имя, которое уводило в прошлые века, воскрешало предания и поверья.

Решилин был бос. Говорил он на "о".

– Вёдро нонче, - посмотрел на небо художник.
– Окунуться будет в самый раз.
– Он гостеприимным жестом показал в ту сторону, где был край участка, заросший ветлами.

Гурьбой пошли к дому. Ярцева Решилин буквально заворожил. Его размеренный голос, сухопарая жилистая фигура, угадывающаяся под просторной крестьянской одеждой.

Глеб вспомнил все, что читал и знал о художнике. Любая выставка сенсация, попасть невозможно. А на выставках споры, споры до хрипоты. Пару репродукций решилинских творений Ярцев видел в каком-то журнале - не то Куликовская битва, не то битва при Калке, в общем, сюжет исторический.

Подошли к дому. За ним был разбит цветник. А дальше, за частоколом ветл, была вода. Она рябилась солнечными зайчиками, манила, притягивала к себе.

На высоком противоположном берегу горбатился лес, а мимо него стремительно летела на подводных крыльях "Ракета".

– Батюшки!
– вдруг вскричала Ольга.
– Потравит цветы!

Глеб обернулся. В зарослях настурции он увидел... барашка. Заметив бегущую к нему женщину, барашек взбрыкнул и пустился наутек. Алик присоединился к погоне. Животное, ловко увертываясь от людей, кругами двигалось по цветочным грядкам, запуталось в гибких лозах климатиса, обвившего декоративную решетку. И вот так, в попоне из листьев и сиреневых звезд, угодило в руки крепкого мужчины, вышедшего из времянки, расположенной у цветника.

Барашек, жалобно блея, вырывался, но его держали намертво.

– Гляди-ка, - улыбнулся Леонид Анисимович, - шашлык сопротивляется!

Подошли запыхавшиеся Ольга и Алик.

– Вот чертяка, - вздохнула хозяйка.
– Слопал три куста настурции.

– Губа не дура, - откликнулся Леонид Анисимович.
– В Южной Америке это деликатес. Особенно почки и незрелые плоды.

– Ничего, - засмеялась Ольга, - сейчас сам деликатесом станет. Ты уж расстарайся, Алик, - обратилась она к поэту.

– Будьте спокойны, - заверил Еремеев.

– И сразу начинай, - продолжала хозяйка.
– А то пока забьете, пока освежуете...

– Не-не!
– в ужасе замахал руками Еремеев.
– Только не это! Чтоб я живое существо!..

– Ну и мужики пошли, - покачала головой Ольга.
– Хоть помоги Тимофею Карповичу, - кивнула она на здоровяка, который продолжал прижимать к себе обреченного на заклание агнца.

– Увольте, - взмолился поэт.
– Я даже смотреть не могу.

Хозяйка сделала жест здоровяку, и тот, держа барашка могучей рукой, пошел за времянку.