Черная вдова
Шрифт:
Хозяйка стала отнекиваться, но Леонид Анисимович чуть ли не силком усадил ее рядом с собой, положил на тарелку овощей, выбрал лучший шампур с шашлыком и налил вина.
– Штрафняк, - сказал он с улыбкой.
– До дна.
– Тогда, за вас, - выпила Ольга.
Она поинтересовалась, что слышно о бывшем директоре гастронома, которого недавно арестовали.
– Все еще идет следствие, - ответил Жоголь.
– А новый навел порядок?
– Цареградский?
– Жоголь зло усмехнулся.
– Наве-ел!.. Одного хапугу посадили, другого поставили, еще похлеще.
– Батюшки!
–
– Неужто?.. А в "Вечерке" на прошлой неделе его статья была. Цареградский прямо громы и молнии мечет на головы взяточников и расхитителей!
– Клюнула, значит?
– покачал головой Леонид Анисимович.
– Впрочем, не только ты. Знаешь, где он до этого работал? В Минторге, заместителем начальника главка.
– По шапке дали, что ли?
– Ход конем! Заявил, что готов возглавить любой проворовавшийся магазин! Обязуется, мол, сделать из него образцовое предприятие? Тоже мне, новая Гаганова выискалась! Короче, назначили с помпой. Хотели прежний его оклад сохранить, нет, отказался. Эксперимент, говорит, должен быть чистым. Опять же на свой политический капитал работал! Более того, сам, представляете, сам директор гастронома простоял одну смену за прилавком! Личный, так сказать, пример. И еще просил не афишировать свой, так сказать, подвиг. И ведь верно рассчитал - подхалимы, естественно, растрезвонили повсюду. Через несколько дней бац - съемочная группа с телевидения! Интервью и так далее... Не смотрели?
– Нет, - ответила Ольга.
– Зато теперь стрижет купоны без зазрения совести.
– В каком смысле?
– Обложил данью заведующих секциями, а те - продавцов.
– Жоголь с усмешкой посмотрел в сторону Глеба.
– Как когда-то завоеванные страны.
– Так ведь и прежнего вашего директора за это посадили, - сказала Ольга.
– Тот неумно работал. Брал сам, а то, что собирал, почти все отдавал.
– Кому?
– не унималась хозяйка.
– Кому... Наверх, ОБХСС, ревизорам, грузчикам да шоферам. Себе оставлял, можно сказать, рубли. А Цареградский почти весь навар кладет в свой карман. И поборами занимается не лично, а через своего "шестерку" старшего товароведа Ляхова. Прежнего-то новый директор уволил. С Ляховым Цареградский еще со студенческих лет вась-вась, в одной группе в институте учились.
– Значит, директор берет взятки с завсекциями, - загибал пальцы Петр Мартынович, - те - с продавцов... А продавцы?
– С покупателей, дорогой мой, с вас, откуда же еще!
– ответил Леонид Анисимович.
– Обсчет, обвес...
– Но каким образом? Я вчера покупал в универсаме колбасу: электроника. Вес - до грамма, цена - до копейки.
– Э-э, - протянул с улыбкой Жоголь.
– Техника в руках человека! Вон в одном московском ресторане поставили финскую электронную кассовую систему. И что вы думаете? Ее быстренько вывели из строя.
– Не знаю, не знаю, - бормотал Петр Мартынович в замешательстве. Видеть, что творится, и...
– Дорогой Петр Мартынович, попробуйте залезть в мою шкуру, - обиделся замдиректора гастронома.
– Ну пойду в управление, в министерство, скажу: Цареградский - взяточник! Там, естественно, спросят: где доказательства? Никто же не признается!
– Неужто нет других способов?
– Писать анонимки? Не в моем характере. Если я имею что сказать, то делаю это в открытую. Хотя на меня и смотрит кое-кто: взяток не беру, продукты не ворую. Белой вороной считают.
– Ох и не сладко, наверное, вам, Леонид Анисимович!
– посочувствовала хозяйка.
– Как в стае волков, - осклабился Жоголь.
– Как же они вас терпят?
– спросил Петр Мартынович.
– Недаром говорят: с волками жить - по-волчьи выть. А вы не желаете. Не растерзают?
– Сдюжим, - улыбнулся Леонид Анисимович.
– Когда же начнут наводить порядок в торговле, а?
– Сначала нужно вырвать всю сорную траву!
– решительно сказал Леонид Анисимович.
– С корнем!
– Куда уж больше. Только и читаешь в газетах: там арестовали целую группу, там посадили чуть ли не всех ответственных лиц.
Петр Мартынович вдруг спохватился, глянув на часы:
– Как ни славно с вами сидеть, а нужно в город. Пока обойдешь всех чиновников, соберешь десятка полтора подписей...
– Мы тоже скоро в Москву, - сказал Жоголь.
– Хотите, подбросим?
– Вот было бы здорово!
– обрадовался Петр Мартынович, и, смущенный, попросил Решилина показать свои картины.
– Ради бога, - просто ответил художник.
Гости двинулись к дому.
Глеб спросил у Вики, кто занимает спальню, где он переодевался.
– Феодот Несторович... А что?
– Словно келья отшельника. Библия...
– Его настольная книга.
– А семья у Феодота Несторовича есть?
– Нет.
– Он что, никогда не был женат?
– Когда-то в молодости был. Разошелся. Говорит, мешало ему писать картины, полностью отдаваться живописи.
– Прямо по Толстому...
– Что ты имеешь в виду?
– Лев Николаевич где-то высказал мысль: если, мол, сильно полюбишь женщину, то не сделаешь того, что задумал в жизни.
– А сам был очень привязан к Софье Андреевне. Вон сколько детей наплодил.
– Великие люди толкают идеи, но вот всегда ли следуют им?
– усмехнулся Глеб.
Ярцев оделся - появиться в плавках в мастерской посчитал кощунством и поднялся на второй этаж. Он невольно зажмурил глаза: после полутемной лестницы огромная, во весь этаж, комната полыхнула ярким освещением. Один скат крыши, - его не видно, когда идешь от ворот к берегу, - был застеклен, и солнце заливало помещение. Его свет словно еще больше раздвигал стены. Пахло свежеструганым деревом, олифой.
Решилин, Жоголь и Петр Мартынович, стоявшие в противоположном конце у небольшого верстака, словно затерялись в этом пространстве.
Ярцев огляделся. Куда ни посмотри - везде картины.
Пересекая мастерскую, Глеб ощутил странное волнение - словно вступил в храм.
Решилин держал в руках доску для будущей картины.
– Я, видите ли, не признаю холст, - объяснил он.
– Разве можно сравнить!
– Художник нежно погладил обработанную золотистую поверхность, на которой были четко видны ровные, будто под линейку, линии волокон.