Черное колесо
Шрифт:
Мы выбрались на остров. Два дня и две ночи, рассказывала мне впоследствии Дебора, я был без сознания. Она заботилась обо мне. В беспамятстве я много бредил, она соединила обрывки бреда. И когда я пришёл в себя, она знала о том, что произошло на борту «Сьюзан Энн», не меньше меня.
Или даже больше!
Я был удивлён и разгневан тем, что мир не исчез со смертью Пен. Он продолжал существовать, и я ненавидел его за это. Я был почти голым и обгорел бы, если бы Дебора не засыпала меня песком и не накрыла обрывками одежды. Поблизости
Моя зажигалка дала нам возможность развести костёр, и какое-то время мы жили на кокосах и воде. Изредка нам удавалось поймать краба.
Я был мрачен и общался с Деборой не больше, чем крабы, которые бегали по песку при свете луны, подняв, как перископы гномов, на тоненьких стебельках свои крошечные чёрные глаза. Дебора никак не могла привыкнуть и к маленьким крабам, и к большим «пальмовым ворам», которые по ночам шуршали вокруг костра и со стуком сбрасывали с пальм кокосы, как раз когда она засыпала.
Большую часть времени она смотрела на море и подавала дымовые сигналы несуществующим кораблям, а также разглядывала две нитки драгоценностей, которые зашила в пояс. Когда она упрекнула меня в отсутствии интереса к подаче сигналов, я ответил, что это дьявольский мир, в котором нет ни капли справедливости, иначе Пен не отобрали бы у меня, и, что касается меня, то корабли могут вообще не являться за нами. К тому же, мрачно добавил я, если Деборе предназначено спастись, она будет спасена, и, пожалуйста, забудьте о моём существовании.
Но как фиванские монахи вынуждены были общаться с духами, так и я вынужден был разговаривать с ней, когда она пыталась утешить меня тем, что, по её мнению, превосходило всякую меру щедрости, – она предложила мне половину своих богатств.
Я выпалил.
– Оставьте себе это барахло! Пен умерла! Майк умер. Мир – это сплошной зелёный яд. А на этот хлам, – я оттолкнул её руку, – нельзя купить противоядие.
Она спокойно ответила, укладывая ценности назад в пояс:
– Противоядие – это тоже яд. От него вас вырвет, и вы будете здоровы.
Я сказал:
– Бенсон был сумасшедший. Он довёл Майка и Сватловых, леди Фитц и Бурилова до безумия. Он завёл «Сьюзан Энн» в смертельную западню и погубил её! Он подверг свои жертвы опасности, которая погубила их. Из любви и верности Пен осталась и погибла вместе с ним! Вот что любовь и верность делают с человеком в этом грязном мире! А у меня – ни царапины, как и у вас, – с ненавистью сказал я. – Почему? Какой в этом смысл?
– Нельзя обвинять Всемогущего, не зная всего.
– Но я знаю все!
– Неужели?
– Вероятно, вы хотите сказать, что Бенсон не был безумен, что он не знал о безымянном корабле и чёрном колесе, пока нас не принёс к ним ураган. Что он не подложил сокровища на остров Рафферти. Что Ирсули и её призрачные спутники использовали его, чтобы разорвать то, что привязывало их к этому миру. Что сейчас все они вместе с Ирсули наслаждаются плодами своей работы. Ведь так?
Она ответила:
– Провидение направляет наши судьбы. Все предопределено. Вы думаете, что можете делать всё, что угодно, в любой ситуации, но не вы создаёте ситуацию. Бог создаёт её. Мы лишь орудия в руках Всемогущего – поэтому вы и были спасены.
– Значит, я – Божье орудие?
– Вы должны рассказать ждущему миру о том, что видели. Как и предопределено, это вызовет цепь последствий и продвинет вперёд непостижимый план Господа.
– Вероятно, вас тоже пощадили из-за незавершённой работы?
– Да! Я должна принести моему Алеку плоды своей добродетели, показать ему, что языческий обычай, из-за которого я пострадала, неправедный.
Я сухо рассмеялся:
– Расскажите все это тем, кто нас подберёт, и вас навсегда упрячут в сумасшедший дом.
– Всё равно я расскажу.
– Если вам предопределено попасть в психобольницу, – сказал я, – драгоценности у вас отберут, чтобы оплатить лечение. Как же вы тогда что-нибудь докажете Алеку?
Об этом она не подумала. Я продолжал:
– Я врач, и могу подтвердить ваше безумие. Его вызвали шок кораблекрушения, печаль из-за гибели её милости, трудности на этом острове, и мало ли что ещё. И я это сделаю – если вы не будете придерживаться истории, которую я сочиню.
Она спросила:
– Почему?
– Мы не можем рассказать, что произошло. Что Бенсон сошёл с ума и погубил свой корабль и всех на нём. Он мёртв, и теперь причина его смерти не важна. Правда никому не поможет. Те совпадения, те исключительные события, что произошли на борту «Сьюзан Энн», кажутся невероятными даже мне, а ведь я был их свидетелем! Как же воспримут правду те, кто не видел их? Решат, что мы лжём, чтобы что-то скрыть. Если эти драгоценности подлинные, они стоят очень дорого. Они могли принадлежать леди Фитц, и вполне возможно, что мы вывели из строя все лодки, кроме одной, повредили корабль, а сами уплыли, увозя это богатство.
Нет, Дебора, мы просто расскажем, что «Сьюзан Энн» была отремонтирована после первого урагана и уничтожена вторым. Пен хотела спасти доброе имя своего отца. Давайте же сделаем для неё хотя бы это.
Она сказала упрямо:
– Мы должны сказать правду. Если вы солжёте другим, солжёте и себе! А пока вы лжёте самому себе, вы никогда не узнаете, что произошло на самом деле! Вы хотите мира в душе, но никогда не найдёте его, если не скажете правду. Предначертано, чтобы вы сказали правду и тем самым успокоили свою душу. Зачем ждать? Разве в святом писании не сказано, что то, что бросаешь в воду, возвращается к тебе? Бросьте вашу правду.